Она виновато целовала мальчика, словно извиняясь за свои крамольные мысль.
А Сергей потом проводил исподтишка «воспитательную беседу», убеждая Ивана, что здорово иметь, например, братика, играть с ним, вместе по дому помогать маме. Гораздо веселее, чем одному…
Не родятся теперь на свет ни рыжий мальчик, ни беленькая девочка…
читала по складам девчушка в метро.
Она потянула сидящую рядом женщину за рукав.
— Мама, а что такое «пудов»?
— Отстань, — отмахнулась та. — Не знаю.
— Ну, мам…
— Не мешай. — Она разговаривала с соседкой. — Я же говорила, что эту платежку нельзя провести через бухгалтерию. Представляешь, что тут началось? — и строго бросила дочери: — Читай сама.
«Господи! Ведь Катю убили именно в пятницу и как раз за двадцать минут до закрытия!» — вдруг обожгла Сергея неожиданная мысль. А значит?..
Нет, так нельзя думать. Это грешно. Это против всех правил. В это просто невозможно поверить.
Эту фразу мог сказать только Ванечкин будущий отчим — Юра. И это Ваня, сунувшийся в комнату, должен был закрыть дверь. Телефонный разговор был не для его ушей.
О каком же плане говорил Юрий?
«Негатив знает маршрут…»
«Негативами» они в студенческие годы звали негров. Шутили так.
Негр? Конечно, Юрий владеет английским, у него могли быть знакомые среди негров…
«Альбинос! — чуть не выкрикнул Сергей. — Совсем бесцветный! Негр на негативе!»
Все становилось на свои места. Имя, открывшее двери запертой в конце рабочего дня валютки, темно-синий «мерседес» у обочины, альбинос, поспешно севший за руль.
Все разрозненные звенья связывались воедино в стройном и жутком порядке. И в истоке всего — холодный и уверенный голос Юрия Варламова…
Он больно стиснул руку Лины. Зашептал ей в ухо горячо и сбивчиво о своей догадке. Девушка слушала его, потом замотала головой, словно отгоняя страшную мысль:
— Нет. Не может быть… Они же любили друг друга.
— Значит, может, — не отступал Сергей. — Этот подонок все продумал. Его же никто не заподозрит. Он специально на конференцию укатил — полное алиби.
— Сережа, а если ты ошибся? Если Ванечка просто так болтал, что на ум придет? Выдумывал?
— Дай бог, — вздохнул Сергей. — А если нет?
Если Юрий знает, что мальчик мог услышать его разговор, то сделает так, чтобы Ваня никогда никому не смог уже этого рассказать.
Сергей понимал, какая опасность грозит Ванечке. Надо торопиться.
По переходу на кольцевую они мчались бегом, расталкивая пассажиров.
«Сволочь! Гад! Подонок! — колотилось в груди сердце, то подпрыгивая, то опускаясь. — Я тебя уничтожу! Убью, мразь! Пусть посадят! Хоть за дело… Убью!»
Как могла поверить Катька этим холодным серо-стальным глазам? Этой лживой улыбке? А он сам?
Хорош друг! Подбадривал ее, говорил, что отличный выбор, замечательный мужик…
Теперь Сергей прокручивал в голове все события, начиная с того времени, когда некий Юрий вошел в Катину жизнь. Он был слеп! И приходил к выводу: слеп и глуп. Слеп и глуп.
Она говорила, что познакомилась с Юрием в валютке, когда он менял доллары. Тот спросил, когда она заканчивает работу, и потом терпеливо ждал у выхода.
Надо было сразу насторожиться. Такой надменный аристократ — и запал на Катьку? Простую девушку, без образования, к тому же мать-одиночку.
«Боже, прости меня, Катюша. Я не хотел тебя обидеть. Ты была самой красивой, самой обаятельной, самой веселой. Ты влюбилась и потеряла голову. Не верила, за что тебе вдруг такое счастье. Но я-то, я! Я должен был смотреть на все происходящее трезво. Обязан был».
— Простите! Извините! Мы спешим на поезд!
Они расталкивали всех, уворачиваясь от чемоданов и груженных вещами тележек, мчались по длинному переходу к Ярославскому вокзалу.
— Посторонитесь! Мы опаздываем! — умоляла Лина.
Такая картинка не новость на трех вокзалах. Там вечно несется стремглав какой-нибудь соня вдогонку уходящему составу. Или безалаберные детки опаздывают вовремя встретить родителей.
Дежурная по эскалатору посмотрела на них и вдруг включила дополнительную лесенку. Пусть бегут, не толкаются в толпе, там небось мать с чемоданами все глаза проглядела…
— Молодые люди! — окликнул их милиционер у выхода. — Подойдите сюда.
Лина повернулась к нему — губки пухлые, глазки как два голубых блюдца.