Прежде всего, выяснилось, что никакого отпуска, копии письма Еремина в тщательно сохраненных и пронумерованных еще до 1917 г. делах Департамента полиции нет и не было, что подтверждается и журналом регистрации исходящей корреспонденции. Угловой штамп письма Еремина не соответствует угловым штампам бумаг, исходящих из Департамента полиции в 1906–1913 гг.: например, бланки со словом "заведывающий" не употреблялись со второй половины 1910 г. Регистрационный штамп входящей корреспонденции также вызвал у авторов "недоумение". Они установили, что в "этот период" "во всех жандармских учреждениях подобные штампы проставлялись с зафиксированной на каждый день датой и только сам номер заполнялся от руки". Переписка с пометой "лично", согласно существовавшим правилам, неизбежно предполагала указание не только должности, но и чина адресата и автора.
Поразительный результат дал анализ исходящего номера письма Еремина -2889. Согласно действовавшей в 1913 г. в Департаменте полиции Инструкции по ведению делопроизводства, Особый отдел получил для секретной корреспонденции номера начиная с 93001 и далее, а для совершенно секретной корреспонденции — с номера 111001. Следовательно, документ с номером 2889 никак не мог выйти из Особого отдела.
Вызывают у авторов статьи сомнения и другие особенности письма Еремина. Так, согласно правилам дореволюционного правописания, в бумагах Департамента полиции невозможно найти отчества ("Иванович", "Васильевич" и т. д. — всегда писалось "Иванов", "Васильев" и т. д.), тогда как в письме Еремина Сталин назван Иосифом Виссарионовичем. Документами архива не подтверждается причастность Сталина к разгрому Авлабарской типографии, обнаруженной полицией в 1906 г. совершенно случайно. Во всех документах Департамента полиции Сталин фигурирует в это время под кличками "Коба", "Сосо", "Кавказец", "Молочный". Кличка "Сталин" использовалась Департаментом полиции в отношении автора работ по национальному вопросу — там не было известно, что за ней скрывается Джугашвили. По документам известно, что в 1913 г. не существовало Енисейского охранного отделения, а существовал Енисейский розыскной пункт, заведующим которого был не Алексей Федорович Железняков, а Владимир Федорович — единственный Железняков, служивший в 1913 г. в корпусе жандармов. Сам Еремин в июле 1913 г. не мог подписать такого письма, поскольку, согласно сохранившемуся заявлению, с 1 июня находился в двухмесячном отпуске. Для архивистов, постоянно сталкивавшихся с подписанными Ереминым документами, констатировали Перегудова и Каптелов, "совершенно очевидно, что подпись Еремина подделана".
Казалось бы, выводы компетентных историков-архивистов должны были бы закрыть вопрос о подлинности письма Еремина, которое после их работы со всей очевидностью можно было бы назвать так называемым "письмом Еремина". Но оно было так привлекательно, так легко и просто объясняло период сталинского правления, что в дальнейшем полемика и в России пошла в русле "западного сценария" споров вокруг этого документа.
Волков взял на себя роль "советского Левина", упрямо доказывая в ряде своих публикаций подлинность "письма Еремина"[259]. Так, опираясь на справку царской охранки от 19 октября 1911 г., в которой упоминался "начальник Енисейского губернского управления" ротмистр Железняков, он почему-то уверенно заявил, что Перегудовой и Каптелову, "столь компетентным товарищам, следовало бы знать, что Енисейское охранное отделение, по имеющимся документам, существовало". Во-вторых, утверждает он, в 1913 г. начальником Енисейского охранного отделения был М.А.Байков, а А.Ф.Железняков был его заместителем. Это противоречие, по мнению Волкова, "кажущееся: может быть это ошибка Еремина, повысившего А.Ф.Железнякова и перепутавшего его имя — не Алексей, а Владимир Федорович. Ошибка могла произойти". В-третьих, Волков настаивает на подлинности подписи Еремина. В-четвертых, Волков констатирует: "по данным Б.Каптелова и 3.Перегудовой номер документа не совпадает" (с чем? — Б.К.), никак, впрочем, не пытаясь объяснить такое несовпадение. В-пятых, упоминание в "письме Еремина" Сталина и Джугашвили он объясняет двумя причинами: документ был секретным и личным, с 1912 г. Сталин прекратил или ослабил свои связи с охранкой. В-шестых, по мнению Волкова, Еремин "мог задержаться" с отъездом в Финляндию. В-седьмых, по его мнению, "можно утверждать определенно", что Сталин был причастен к провалу Авлабарской типографии.