И все же за внешней хаотичностью событий и бессистемностью перемешанных дневниковых записей с трудом, но прослеживается некая цельность. Ходынка, революция 1905 г., деятельность Государственной думы, Первая мировая война, наплыв революционных событий -- таков основной сюжетный остов "дневника", на фоне которого решается судьба российской императорской династии. Именно последнее, конечно, -- главный предмет "дневника" Вырубовой.
Легко представить, с каким жадным вниманием с ее записками знакомились российские и зарубежные читатели, когда сразу же после десятилетнего юбилея Октябрьской революции 1917 г. журнал "Минувшие дни", только что созданный в Петербурге, начал публикацию "дневника"[49].
Из предисловия О.Брошниовской и З.Давыдова к этой публикации, а также приведенных здесь же выдержек из писем Вырубовой читатели могли получить представление о замысле ведения "дневника", его характерных особенностях и запутанной, даже в некотором смысле трагической, судьбе рукописи. История создания "дневника" здесь представлена следующим образом.
На протяжении почти двух десятков лет Вырубова ведет летопись своей жизни, куда "добросовестно заносит все, что проходит перед ее глазами, как на экране кинематографа, все, что видит она со своего исключительного места, на которое ее "поставил Бог"[50]. Осознавая ценность своих записок, Вырубова делала все возможное, чтобы обеспечить их сохранность, тем более что сразу же после Февральской революции во время обыска одна тетрадь была у нее изъята и предъявлена ей же Чрезвычайной следственной комиссией Временного правительства на допросе 6 мая 1917 г. Страх за сохранность "дневника" с тех пор постоянно стал сопровождать Вырубову, наряду с опасением и за свою дальнейшую судьбу. "Ценности в худшем случае могут отобрать -- так и Бог с ними.., -- писала она своей подруге Л.В.Головиной 18 мая 1917 г. -- Я на это смотрю без страха. Гораздо больше меня занимает вопрос о моих дневниках, это прямо сводит меня с ума"[51].
Этот страх заставил Вырубову позаботиться об изготовлении копии. Первоначально предполагалось копировать и одновременно переводить текст на французский язык. За работу взялась близкая к Вырубовой М.В.Гагаринская. Однако она плохо знала французский язык, оставляя в переводе копии куски русского текста. Вырубова нервничала, торопила, но в конце концов отказалась от первоначального замысла и предложила Гагаринской просто скопировать рукопись. "И стоит только бросить взгляд, -- писали издатели "дневника" в предисловии, -- на эти 25 разнокалиберных тетрадок, исписанных двумя почерками (частью карандашом, частью плохими чернилами 1918--1919 гг.), чтобы понять, в какой обстановке и в какое время производилась эта работа. Текст восьми из этих тетрадок, писанный одним и тем же почерком (М.В.Гагаринской), является французским переводом русского оригинала; текст остальных -- копией с него"[52].
Дальнейшая работа по переписке рукописи на русский язык проходила с привлечением Л.В. и В.Н.Головиных, также близких к Вырубовой. Они переписали всего семнадцать тетрадей.
26 августа 1917 г. Вырубова попыталась выехать из России, но была арестована в Гельсингфорсе и возвращена в Петербург с матерью, сестрой милосердия и лакеем Берником, прослужившим в семье свыше 45 лет. Как предположили издатели "дневника", Вырубова, очевидно, в этот момент не имела возможности проследить за его копированием. Поэтому записи в копии оказались расположены не по хронологии, были перепутаны, переписаны с пропусками. Но именно эта копия спасла для истории бесхитростную фиксацию в "дневнике" событий российской истории. Копия хранилась у Берчика до того момента, когда сестра горничной Вырубовой решила унести подлинник, хранившийся у Головиной, в кринке из-под молока. По дороге ей встретились милиционеры. Опасаясь обыска, горничная бросила кринку вместе с "дневником" в прорубь, утопив подлинник бесценного исторического источника.
Далее, согласно версии авторов предисловия, Вырубова, оказавшись за границей, без подлинника своих записей и без копии, оставшейся на хранении у Берчика, решила написать мемуары -- "официальные", как утверждают издатели, чтобы "реабилитировать себя". В 1923 г. в Париже Вырубова действительно издала свои воспоминания "Страницы из моей жизни", вызвавшие определенный общественный интерес[53].
Публикация "дневника" Вырубовой обеспечила необычайную популярность журналу "Минувшие дни", только что начавшему издаваться ленинградской "Красной газетой". Однако сразу же после начала этой публикации мнения относительно его подлинности решительно разделились. Последний государственный секретарь России С.Е.Крыжановский, находясь в эмиграции, писал самой Вырубовой, что "дневник" кажется ему всего лишь очень правдоподобным[54], тогда как известный ленинградский библиофил, директор знаменитого издательства "Прибой", М.А.Сергеев решил издать "дневник", как подлинный исторический источник, отдельной книгой.
Однако события уже после выхода первых двух номеров журнала начали принимать достаточно зловещий характер. Слухи о "дневнике", а затем и его текст дошли до западных, прежде всего французских и германских, газет, которые начали публиковать из него отрывки. Появились объявления об отдельных зарубежных изданиях[55]. Острая полемика по поводу подлинности "дневника" Вырубовой вспыхнула на страницах белоэмигрантской периодической печати. Газета "Дни", издававшаяся А.Ф.Керенским, начала перепечатку "дневника" Вырубовой, как и другая белоэмигрантская газета "Сегодня".
Вырубова, жившая в то время в Выборге, вынуждена была отреагировать на приписываемое ей сочинение. 23 февраля 1928 г. в эмигрантской газете "Возрождение" появилось ее первое опровержение, в котором она писала: "По слухам, дошедшим до меня, в Советской России появилась в печати книга "Дневник А.А.Вырубовой", якобы найденный у одного нашего старого слуги в Петербурге и переписанный некоею Л.В.Головиной... Считаю своим долгом добавить, что единственный наш старый слуга Берчик умер еще у нас в Петербурге в 1918 г., был нами же похоронен и ничего после себя не оставил"[56]. Вскоре западным журналистам удалось встретиться и с Л.В.Головиной, которая решительно опровергла свое участие в переписке "дневника"[57]. В интервью шведской газете "Хювюд стадсбладет" Вырубова вновь заявила о подложности "дневника", подчеркнув, что он является плодом "большевистской пропаганды для сенсации среди легковерных людей"[58]. Вообще представление о "дневнике Вырубовой" как о "грубобольшевистском памфлете" было широко распространено в кругах российской эмиграции.
Тем не менее и после этого слухи о подлинности "дневника", особенно на Западе, продолжали распространяться. Их отражением стало заявление некоего Бинштока. В своей рецензии на публикацию в "Минувших днях" он сослался на некоего доктора М., жившего до переезда в Париж в России, который якобы уверял, что он еще в России получил от Вырубовой ее дневник и дневник Распутина. По словам М., дневник, оказавшийся в его руках, ничего общего не имел с опубликованным в "Минувших днях". К сожалению, сообщал аноним, перед отъездом из России он сжег оба дневника[59].
Тем временем в Советском Союзе наряду с перепечатками в провинциальной прессе фрагментов "дневника" как подлинного исторического документа постепенно начала разворачиваться кампания его все более и более ужесточающейся критики. Первый голос подала газета "Правда". Помещенная здесь рецензия П.О.Горина квалифицировала "дневник" как "вылазку бульварщины". По твердому убеждению Горина, этот документ, "несмотря на всяческие уверения редакции в его достоверности и необычайной исторической ценности, все же не является подлинным историческим документом"[60]. Вслед за Гориным столь же уничтожающую оценку "дневнику" дали известные историки и филологи М.Н.Покровский, В.В.Максаков, Б.М.Волин, М.А.Цявловская, а также поэт Д.Бедный[61].
Издатели "дневника" вынуждены были оправдываться. Уже в марте 1928 г. они выступили с заявлением, где вместо представления разъяснений, которых от них требовали, утверждали, что критики поторопились назвать "дневник" фальшивкой, поскольку, по их словам, документ уже передан на экспертизу "специальной комиссии Центрархива"[62] (о результатах этой экспертизы ничего не известно).