Не раз за прошедшие годы Лаура думала о том, что означало это одобрение. Ей хотелось надеяться, что Лидия разглядела в ней те качества, которые были свойственны ей самой — страсть к семейному очагу, врожденную любознательность, находчивость, — и, хотя эти качества по-разному проявлялись в Лауре с течением времени, Лидия всегда поддерживала ее. По этой причине и по многим другим Лаура ощущала большую близость со свекровью, чем с собственной матерью. Лидия была открытой. Лаура могла с ней разговаривать. Лидия была спокойной и не судила обо всем сгоряча, и хотя по любому вопросу имела собственное мнение, не навязывала его другим. Она была либеральна в самом широком смысле этого слова, наверное, поэтому она и позволила жить Кристиану как ему хотелось. Хотя, возможно, она сделала это потому, что у нее оставался Джефф.
Мысль об этом наполняла Лауру ужасом, когда она подъезжала к белому домику в четверг утром. Из страха, что газетная статья может обрушиться на Лидию прежде, чем та будет подготовлена к новостям, Лаура выехала из дома сразу вслед за Деброй и направил ась прямо к Лидии. Газета была еще в ящике. Запихав ее под мышку вместе с куском пирога и полдюжиной печенья, завернутого в пакет, она позвонила, как всегда — два коротких звонка, один длинный и еще один короткий, — и открыла дверь своим ключом.
— Лидия?
— Я здесь, — откликнулась свекровь из комнаты, которую пять лет назад они превратили в спальню, когда из-за прогрессирующего артрита преодоление лестницы стало для Лидии пыткой. Комната была расположена на первом этаже неподалеку от кухни, что упрощало многое в те плохие дни, когда Лидии приходилось пользоваться инвалидным креслом.
— Тебе помочь? — крикнула Лаура.
— Нет, Лаура, все в порядке. Я уже поставила чайник. Устраивайся.
Любая другая на месте Лидии удивилась бы, что Лаура явилась так рано, но и в этом они были похожи. Обе были ранними пташками. Лаура зачастую заезжала к Лидии еще до восьми утра.
Войдя в кухню, Лаура налила две чашки крепкого чая, и к этому времени в дверях показалась Лидия, являя собой трогательное до слез зрелище. Она была маленькой хрупкой женщиной с белоснежными волосами и тонкими чертами лица, словно выточенными из фарфора. Лаура частенько удивлялась, как она могла произвести на свет двух таких великанов, как Джефф и Кристиан. Сейчас Лидия медленно продвигалась вперед, тяжело опираясь на палку.
Лаура пошла к ней навстречу, обняла и помогла добраться до кресла.
— Как ты? — нежно спросила она.
Лидия грустно улыбнулась:
— Не разгибаюсь, — и добавила после секундной паузы: — Волнуюсь.
У Лауры перехватило дыхание. Она кинула взгляд на газету, которая все еще лежала сложенной на столе.
— Звонила Мэри Джин Волей, — пояснила Лидия. Ее голос дрогнул. — Когда я сопоставила ее слова с твоим вчерашним осторожным звонком, то поняла, что мне не нужна газета для подтверждения моих догадок.
— О Господи, Лидия, прости меня. Я надеялась, что он вернется и мне не придется тебе ничего говорить.
— Я так и думала. Есть какие-нибудь новости?
Лаура покачала головой.
— Как дома?
— Тихо. Непривычно. Напряженно.
— Моя любимая внучка доставляет тебе беспокойство?
— Да нет. Она просто расстроена. — Лаура подняла глаза на свекровь, заглянув в ее спокойные голубые глаза — глаза Кристиана, — которым много пришлось пережить за долгие годы. Лидия потеряла одного ребенка, родившегося между Кристианом и Джеффом, — девочку, которая умерла еще в младенчестве. Она пережила удар, случившийся с мужем, и его раннюю смерть. Она видела, как Кристиан то приезжает, то уезжает, а теперь исчез ее любимец Джефф.
— Как ты, Лидия?
— О, со мной все в порядке.
— Его найдут. Мы должны верить в это.
— Я знаю.
Лаура могла поклясться, что в голосе Лидии прозвучало смирение, и это удивило ее. Скорее она ожидала услышать испуг или сомнение. Лаура в смущении взяла узловатую руку Лидии:
— Полиция делает все возможное.
— Не сомневаюсь.
— Поскольку они не обнаружили никаких следов насилия, можно надеяться, что с Джеффом все в порядке.
Лидия кивнула, и глаза ее повлажнели.
— Что ты? — шепотом спросила Лаура.
Углы рта Лидии опустились. Она нахмурилась и передернула плечами.
Что?
— Не знаю. Что-то было в его взгляде, когда он заезжал на днях.
— На днях? — Джефф ничего не говорил об этом Лауре.
— В понедельник днем. — Она улыбнулась и склонила голову к вазе, стоявшей посередине стола. — Он привез мне тюльпаны.
Лаура была поражена. Она думала, что цветы принес кто-нибудь из друзей, периодически заходивших к Лидии. Но чтобы Джефф? Джефф умел только звонить в цветочный магазин и просить доставить букет по такому-то адресу. Это он делал часто. Но Лаура даже не могла припомнить, когда он сам приносил цветы в последний раз.
— Он говорил что-нибудь необычное? — заставила она себя спросить, чувствуя, как у нее засосало под ложечкой.
— Нет. Ничего необычного.
— А что он вообще говорил?
— Просто что работа идет хорошо. Что у вас с Деброй все прекрасно, но я уже знала это, потому что мы с тобой разговаривали утром по телефону.
Лаура поднесла чашку к губам, но рука ее дрожала, и чай перелился через край. Она обтерла подбородок рукой, а затем промакнула руку бумажной салфеткой.
— Он ничего… э-э… ничего не говорил о том, что ему нужно уехать?
— Нет.
— Но что-то было в его взгляде? — Лаура посмотрела на Лидию. — Что именно? Я должна знать.
Лидия помолчала, собираясь с мыслями.
— Просто, — все еще хмурясь, промолвила она, — какая-то грусть. Разочарование. Я знаю этот взгляд. Я помню его еще с тех пор, когда он был маленьким и у него были какие- нибудь неприятности в школе, или он получал плохую оценку за контрольную, или не был выбран в студенческий совет, или приглашал девушку погулять, а та ему отказывала. — Она горестно улыбнулась, и морщинки разбежались от углов ее рта. — Мальчики тоже переживают из-за этого. И мамы мальчиков. Твой Скотт больше похож на Кристиана в этом отношении — ему все удается. С Джеффри было иначе. Он делал все возможное и оставался вторым. — Она умолкла и добавила через минуту совсем тихо: — Вот такой и был у него вид, словно он сделал все, что мог, и потерпел неудачу. Я волнуюсь.
Волновалась и Лаура, и теперь даже больше, чем раньше.
— Ты не спросила его ни о чем?
— О да. Он заверил меня, что все в порядке. Но когда он уходил, то не сказал, что скоро поболтает со мной.
Смысл этого был понятен Лауре. «Скоро поболтаем с тобой, мам». Это была традиционная реплика Джеффа — фраза, которой он заканчивал любой визит, любой телефонный звонок Лидии. Он не говорил, что любит ее, для этого он был слишком сдержан, не говорил «до встречи», потому что дела могли помешать ему увидеться с ней. Но в любом случае он мог позвонить.
— Что-то мучило его, Лаура?
Лаура задавала себе тот же вопрос.
— Не знаю, — ответила она. — Я ничего не замечала. Он ничего не говорил.
— Может, он был более тихим, чем обычно?
— Не думаю, последнее время у нас было столько дел, что у него просто не было возможности быть более тихим. По крайней мере, это никак не выражалось, когда мы оставались вдвоем. — Страшные мысли проносились в ее голове, опустошая ее и погружая в холодную бездну. — Он не был несчастен. Он выглядел довольным. Будь он несчастным, он бы сказал мне.
— Должен был бы сказать.
— Даже если бы он не сказал, я бы почувствовала это. Невозможно прожить двадцать лет с человеком и не ощущать его настроений, — с уверенностью произнесла она и добавила уже менее решительно: — Или возможно?
— Только в том случае, если он тебе безразличен. Но к тебе это не имеет отношения, Лаура. Ты всегда была добра к Джеффу.
Лаура задумалась над смыслом слова «добра». Если оно предполагало ее неизменно привлекательный вид, умение себя вести, прекрасных детей, порядок в доме, совмещение успешной карьеры с постоянным наличием чистых рубашек в комоде, то да, она была добра к Джеффу. Если же имелось в виду совместное времяпрепровождение за обедом, или вечером, или в выходные, то здесь дело обстояло не так хорошо. Но Джефф никогда не жаловался. Разве не он уговорил ее расширить «Вишни», сначала взяв в аренду большую кухню, а потом превратив ее в ресторан?