Макс прикрыл глаза, всей душой на стороне щенка, который орал и пытался вернуть утраченную свободу. Но хозяйка крепко держала его, прижав к самому сердцу. Так они вместе и ушли в сторону кухни.
Это значило, что Макс не может выйти из дома так же, как вошел, поэтому он поднял оконную раму. Если ему повезет и дальше, то она будет слишком увлечена щенком, чтобы заметить маленькую аккуратную дырочку в фигурном стекле кухонной двери.
А если не повезет, размышлял Макс, высовывая ногу из окна библиотеки, то у него все равно есть преимущество во времени.
Он закрыл за собой окно и постарался спуститься так, чтобы не разодрать штаны.
Люк не мог уснуть. Сама мысль о том, что завтра ему выступать, приводила его одновременно и в восторг, и в ужас. Его терзали жуткие «что делать, если…».
Что, если он рассыплет колоду? Если забудет фокус? Если зрители решат, что он – просто глуповатый пацаненок?
Он мог выступить хорошо. Он знал, что у него есть способности, чтобы выступать действительно хорошо. Но ему столько лет твердили, что он дурак, ничего не умеет и ни на что не годится, что это не могло не оставить своего отпечатка.
Для Люка существовал только один, но простой способ борьбы с бессонницей – еда. К тому же, он все еще считал, что самое лучшее время пожрать – это когда никого нет рядом и никто не будет заглядывать тебе в рот.
Натянув шорты, мальчик неслышно направился вниз на первый этаж. Он уже почти ощущал вкус острой свининки «барбекью» Леклерка или пирога с каштанами.
От звука голоса Леклерка он замер и покрылся холодным потом. Люк все еще остерегался старика. Но услышав смех Макса, он подкрался ближе.
– На твои сведения всегда можно положиться, Жан. План, сейф, камешки, – в одной руке Макс держал бокал бренди, в другой – ожерелье. – Я даже не могу особенно пожаловаться на маленькую собачонку.
– На прошлой неделе у них не было собаки. Даже пять дней назад.
– А теперь – есть, – Макс засмеялся и отпил бренди. – Но ее я решил не брать.
– Слава Святой Деве, что она не залаяла, – Леклерк добавил «бурбона» к себе в кофе. – Не люблю сюрпризов.
– Здесь у нас разные мнения. Я их очень люблю, – глаза Макса сияли от успеха, а в руках, отражая свет люстры, сверкало ожерелье. – Иначе наша работа превратилась бы в рутину. А рутина так легко становится привычкой. Как ты думаешь, хватятся ли они их к утру? – он поднял драгоценность повыше, и камни заструились между его пальцами. – И станут ли они сообщать в полицию, ведь это предназначалось для уплаты карточного долга?
– Сообщат или нет, здесь их все равно не найдут, – Леклерк поднял было свою чашку с кофе, чтобы произнести тост, как вдруг замер. Он прищурился и поставил чашку на место: – Боюсь, что сегодня у наших стен по меньшей мере два уха.
Макс встревожено вскинул голову, потом вздохнул.
– Люк, – и поманил тень на лестнице пальцем, – иди сюда, на свет. – Он ждал, оценивающе вглядываясь в лицо мальчика. Люк вошел в кухню. – Уже поздно, а ты не спишь.
– Я не мог уснуть, – хоть Люк и пытался смотреть в другую сторону, но его взгляд упорно возвращался к ожерелью. И только доверие, полное доверие позволило ему поднять глаза на Макса и сказать: – Вы его украли.
– Да.
Не в силах сдержаться, Люк протянул руку и потрогал пальцем один бледно-голубой камень.
– Почему?
Макс отклонился назад, отпил бренди и задумался.
– А почему бы и нет?
Люк ухмыльнулся. Это был хороший ответ. Он удовлетворил его больше, чем полдюжины прочувствованных объяснений.
– Тогда вы – вор.
– Кроме всего прочего, – Макс наклонился вперед, но поборол в себе желание накрыть ладонь Люка своей. – Я тебя разочаровал?
Взгляд Люка наполнился любовью, которую он не в силах был выразить словами.
– Вы не можете, – он затряс головой, отрицая крамольное предположение. – Никогда.
– Напрасно ты так в этом уверен, – Макс быстро коснулся его руки, потом взял ожерелье. – Ваза, которую ты недавно разбил, была просто вещью – и это тоже просто вещь. Сколько будет стоить вещь, решают люди, будь это много или мало, – он сжал кулак с драгоценными камнями, накрыл его другой рукой, потом открыл ладони – пусто. – Еще одна иллюзия. У меня есть свои причины забирать у других то, что им кажется ценным. Когда-нибудь я все расскажу тебе. Но пока что прошу, ничего никому не говори об этом.
– Я никому не скажу, – он скорее умер бы! – Я могу помочь вам. Я могу, – повторил он, возмущенный насмешливым фырканьем Леклерка. – Я могу делать неплохие деньги, если вы разрешите мне чистить карманы.
– Люк, не существует в мире плохих денег. Но я предпочел бы, чтобы ты не трогал чужие карманы, если только это не будет частью представления.
– Но почему…
– Сейчас объясню, – он жестом показал ему сесть, ожерелье вновь было у него в руке. – Если бы ты продолжал чистить карманы на ярмарках и карнавалах, тебя, возможно, очень скоро поймали бы. Это было бы для тебя очень крупной неудачей.
– Я осторожный.
– Ты молодой, – поправил Макс. – Я сомневаюсь, приходил ли тебе в голову такой вопрос: смогут ли люди, у которых ты берешь, пережить эту потерю? – он покачал головой, не давая Люку ответить. – И в то время тебе многого не хватало. Но теперь у тебя все есть.
– Но вы же воруете.
– Потому что я так хочу. Потому что мне это просто нравится. И есть еще сложные причины, которых ты… – он вдруг замолчал и тихонько хихикнул: – Я хотел сказать, что ты их не поймешь. Но ты поймешь, – его глаза потемнели. – Я был не старше тебя, когда меня подобрал Леклерк. Я зарабатывал по десять центов игрой в наперстки, карточными фокусами. Тоже воровал кошельки. Как и ты, я удрал из кошмаров, о существовании которых не положено знать детям. Меня поддерживали магия и воровство. Я должен был выбирать. Вот я и выбрал пойти по двум дорожкам сразу. Не собираюсь оправдываться за то, что я – вор. Всякий раз, когда я ворую, то возвращаю себе то, что когда-то было украдено у меня. Он засмеялся и отпил бренди.
– Да, психоаналитик мог сделать много интересных выводов из моих слов. Нет, я не оправдываюсь, но и не собираюсь играть с тобой в современного Фейгана. Я открою тебе магию, Люк. А когда ты вырастешь, то сам сделаешь свой выбор.
Люк задумался.
– А Роксана знает? – спросил он.
Впервые за весь разговор по лицу Макса мелькнула тень сомнения.
– По-моему, не должна.
Это было уже лучше. Если Люк узнал что-то такое, чего не знала Роксана, то это меняло дело.
– Я подожду, я выучусь.
– Не сомневаюсь. И кстати об учебе: нам надо подумать о твоем образовании.
Это был удар в самое сердце. От энтузиазма Люка тотчас же не осталось и следа.
– Образование? Я в школу не пойду.
– Пойдешь, пойдешь, – Макс небрежно протянул ожерелье Леклерку. – Читать, писать – это все несложно. Пожалуй, он будет сыном моего двоюродного брата, недавно потерявшим своих родителей.
– На это мне понадобится неделя, – спокойно отозвался Леклерк. – Максимум две.
– Прекрасно. Значит, к началу учебного года все будет готово.
– Я не пойду в школу! – повторил Люк. – Школа мне ни к чему. Вы не сможете меня заставить.
– Все наоборот, – мягко ответил Макс. – Ты будешь ходить в школу, она очень тебе нужна, и уж совершенно точно, что я смогу тебя заставить.
Люк был готов умереть ради него и был бы счастлив, если бы ему представилась такая возможность. Но он не желал терпеть скучные занятия по много часов целых пять раз в неделю.
– Не пойду.
Макс только улыбнулся.
7
Люк пошел в школу. Просьбы, уговоры, торг, угрозы – поначалу все оказалось бесполезным. Но когда Люк обнаружил, что даже мягкосердечная Лили была против него, он сдался.
Или притворился, что сдался.
Они смогли заставить его. По крайней мере, они смогли заставить его каждый день одеваться, взваливать на плечо связку дурацких книжек и идти по направлению к школе под присмотром зоркого ока Леклерка.
Но они не могли заставить его учиться.