- Нет, я не стал ее брать. Когда Роксана заболела, я решил отменить это дело.
- Правильно, - Леклерк кивнул и опять затянулся трубкой. - Ты волновался бы из-за нее и мог допустить ошибку.
- Я действительно был не в лучшей форме. Значит, пока ваза у нас, одна десятая будет... три тысячи семьсот, - взгляд в сторону скривившегося Леклерка, и Макс засмеялся: - Не стоит возмущаться из-за такой малости.
- К концу года ты выбросишь на ветер не меньше пятнадцати тысяч. Уже сколько лет ты изымаешь десять процентов, чтобы успокоить свою совесть? Попробуй все это сложить...
- Это - пожертвования на благотворительность, - весело прервал его Макс. - Я хочу не успокоить свою совесть, а облегчить свою душу. Я вор, Жан, блестящий вор, и я думаю не о тех, у кого краду, а о тех, у кого нет ничего, что можно было бы украсть... - он замолчал, глядя на мерцаюший кончик своей сигары. - Я не смог бы жить по законам других, но по своим собственным обязан.
- Церкви, которым ты отдаешь свою десятину, послали бы тебя в ад.
- Я побывал и в худших местах, чем тот ад, которым нас пугают священники.
- Это не шутки.
Вставая, Макс незаметно усмехнулся. Он знал, что вероисповедание Леклерка простирается от католицизма до вуду*, включая любые подходящие суеверия между ними.
______________
* Вуду - языческие верования у народов Африки.
- Тогда можешь считать, что эти деньги - наша с тобой страховка. Возможно, что моя глупая щедрость обеспечит нам в будущем местечко попрохладнее. Ну что, пошли спать? - он положил руку на плечо Леклерку. Завтра расскажу тебе, что я запланировал на несколько ближайших месяцев.
Люк знал, что он нашел свой рай. Следующий день был выходным, поэтому он спокойно бродил по дому и жевал пирожки, случайно обнаруженные на кухне. За ним тянулся след из сахарной пудры: по первому этажу, потом наверх по лестнице, на один из длинных, обвитых цветами балконов и обратно вниз.
Он не мог поверить своему счастью.
Ему выделили собственную комнату, и он провел почти полночи, все в ней рассматривая и изучая. Его очаровали высокая резная спинка кровати у изголовья, нежные блестящие обои и расплывчатый узор ковра. Там же стоял огромный шкаф, который Макс назвал "армуяр". Люк подумал, что в нем поместилось бы больше вещей, чем один человек может сносить за всю свою жизнь.
И там были цветы. Высокая голубая ваза была полна ими. Никогда раньше в его комнате не было цветов, и хотя Люк понимал, что не должен ими любоваться, как какой-нибудь капризный неженка, - все равно, от их хрупкости и пышности он почувствовал глубокое тайное удовлетворение.
Люк передвигался по дому совершенно беззвучно, как тень. Он не был уверен в Леклерке, поэтому ловко избегал его, пока проводил разведку территории.
Мебель отражала элегантный вкус Макса. Теперь Люк лучше почувствовал своего наставника, хоть и не мог знать, что вокруг - английский и французский антиквариат. Перед его глазами были просто блестящие изящные столы, пышные диваны, прелестные китайские лампы и мирные пейзажи.
Хоть ему и понравился весь дом, но своим любимым местом Люк сразу определил балкон своей комнаты. Оттуда он наслаждался жарким ароматом цветов и улицы, смотрел на щелкавших фотоаппаратами или покупавших сувениры людей.
Волей-неволей Люк заметил, что в этом городе люди обращались со своими кошельками и портмоне на удивление небрежно. Женщины с болтающейся на плече сумочкой, мужчины, засовывавшие деньги прямо в задний карман расклешенных брюк. Просто рай для карманного воришки! Если с Майами ничего не получится, решил Люк, то он и здесь отлично проживет - особенно если приплюсовать его стипендию как ученика колдуна.
- Ты везде рассыпал сахар, - сказала Роксана у него из-за спины.
Люк напрягся. Он опустил глаза вниз, на свои руки, и недовольно поморщился. Все пальцы были перемазаны сахаром. Он поспешно вытер руки о джинсы.
- Ну и что?
- Леклерк с ума сойдет. От сахара заводятся тараканы. Он еще раз вытер руки, потому что теперь они казались липкими.
- Я уберу.
Она подошла к нему, стала рядом у перил. В желтом костюмчике с шортами Роксана выглядела просто отлично.
- Что ты делаешь?
- Просто смотрю.
- Папа сказал, что сегодня у нас свободен целый день. Завтра мы начнем репетировать новые номера программы кабаре для клуба.
- Какого клуба?
- "Волшебная дверь". Мы там работаем, - она принялась играть с цветами, оплетавшими перила. - Там мы показываем номера посложнее, чем на карнавале. Иногда папа меняет программу два раза в день, а иногда мы работаем специально для отдельных посетителей.
Люк постепенно забыл о своем страхе перед Леклерком и о возможном наказании. Он еще не знал, какое место сможет занять в программе кабаре, но ему ужасно хотелось в ней участвовать.
- И сколько выступлений за один вечер?
- Два, - сорвав цветок ломоноса, она попыталась намотать хрупкий стебелек себе на ухо. - В восемь и одиннадцать. Наши номера - гвоздь программы, - Роксана наморщила носик. - Мне придется каждый день спать после школы. Как маленькой.
Но Люка совершенно не интересовали проблемы Роксаны.
- А он будет показывать карточные фокусы?
Она, наконец, прикрепила цветок и направилась в комнату, чтобы полюбоваться на результат перед зеркалом.
- Ой, да он какие-нибудь новые придумает.
Люк кивнул и задумался. У него уже очень неплохо получались те фокусы, секреты которых он, подольстившись, выманил у Роксаны. И не меньше часа в день он тренировался с наперстками. Но теперь все это надо было показать Максу. Он не пережил бы, если бы его выбросили из программы.
- Папа дал мне денег на мороженое, - она высунула голову через балконную дверь. - Хочешь?
- Нет, - Люк был слишком занят, чтобы отвлечься на угощение или компанию восьмилетней девчонки. - Иди отсюда, ладно? Мне надо подумать.
- Мне больше достанется, - и Роксана умчалась, едва сдерживаясь, чтобы не обидеться.
Оставшись один, Люк быстро достал свои карты и стал тренироваться. Но он едва успел сделать фокус "Тузы сверху", как его снова отвлекли.
На этот раз это был голос. Люк никогда раньше не слышал ничего похожего. Он попытался прогнать его прочь из своего сознания, но голос не исчез. Сочное, надрывающее сердце контральто - этот голос, казалось, пел только для него одного. Не в состоянии сопротивляться, Люк вышел обратно на балкон.
Он тотчас же увидел ее. Женщина в широком цветастом платье, с красным тюрбаном на голове, блестящей эбеновой кожей. Она стояла на углу улицы, у ног - картонная коробка, и ее молитва "а капелла" уносилась в облака к неведомому Богу.
Он уже не мог повернуться и уйти, звуки словно зачаровали, загипнотизировали его. Это была истинная красота. Когда он это понял, голос проник еще глубже в его сердце и тронул струны, о существовании которых Люк даже не подозревал.
Песня летела над Французским кварталом*. Вокруг женщины уже собралась небольшая толпа, но она не обращала внимания на слушателей. В коробку, звеня, летели монетки, но она ни разу не посмотрела вниз.
______________
* Французский квартал (French Quarter) - центральная часть Нового Орлеана.
От этого у него побежали мурашки по коже, а в горле сжалось и заболело.
Он рывком метнулся обратно в комнату, к заветной сумке, которую хранил под подушкой, и достал оттуда измятый доллар. Его сердце все еще кровоточило от музыки, когда он мчался по коридору и вниз по лестнице...
В прихожей он увидел Роксану, которая старательно подметала сахарную пудру, и Леклерка. Стоя над девочкой, Леклерк читал ей нотацию:
- Есть надо только в кухне, а не где попало. Теперь ты должна собрать все крошки до последней, слышишь?
- Я все соберу, - она подняла голову и показала Люку язык.
Его сердце было переполнено музыкой, а ум настолько потрясен мыслью, что Роксана взяла на себя его вину, что он оступился и слетел с последней ступеньки. Со сдавленным криком мальчик выбросил вперед руку, чтобы за что-нибудь ухватиться.