Под стеклом витрины покоились остатки древнего животного и растительного мира. Надписи говорили, что и в третичных озерах Синьцзяна эти остатки похожи на те, что были найдены на Байкале.
Ученые подразумевали былую связь Байкала с водоемами Центральной Азии. Одна из надписей упоминала, что в третичное время в байкальском лоне расцветал лотос.
На стенах висели карты Байкала, составленные в разные годы. Любопытна первая геологическая карта Ангары, созданная в конце XVIII столетия.
Здесь были собраны портреты исследователей «славного моря» и множество печатных изданий, посвященных Байкалу. Сама Лимнологическая станция выпустила семнадцать томов своих «ученых трудов», полностью представленных на выставке.
В музей все время заходили следопыты Байкала — геологи, исследователи глубин, знатоки животного мира. Дни стояли ясные и еще теплые, до первого снега было далеко, и экспедиции старались закончить начатые весной работы.
Высокий плечистый гидрограф рассказал, что он и его товарищи надеются установить истинную глубину озера в самой его пучине. Работать там трудно, ибо подводный ил, нагроможденный на дне, мешает правильным показаниям измерительных приборов, искажает сокровенный лик Байкала, пока недоступный человеческому взору.
Байкал воспет русским народом. В песнях из всех ветров «моря» упоминается один баргузин. Но вот о страшной сарме песен еще никто не сложил!
Из рассказов байкальцев и данных музея Байкала можно составить понятие о ветре, подобному, джунгарскому юйбэ. Сарма тоже поднимает ни воздух мелкие камни. Жестокий вихрь нередко сбрасывает в Байкал людей и животных, застигнутых на берегу. Налетевший со стороны Ольхонских ворот ветер часто уносит рыбаков на их лодках с высоким носом. Были случаи крушения кораблей, таких, как «Ермак», погубленный сармой в 1956 году.
Байкал грозен! Если в Азовском море на месяц выпадает четыре бурных дня, а Черное неспокойно только три дня в течение месяца, то за этот срок Байкал ходит ходуном восемнадцать дней. Водить корабли по Байкалу опаснее, нежели в море. Корабль, застигнутый сармой, не может выйти в глубинные воды, как это делается на просторных морях, и нередко разбивается у скалистых берегов великого озера.
Есть еще одно проявление грозных стихий Байкала. Это — силь, присущий горам Тянь-Шаня — страшные лавины полужидкой грязи, перемешанной с обломками скал, валунами и вырванными с корнями вековыми деревьями горных долин. Летом 1921 года, после обильных дождей, силь, уничтожая на своем пути все живое, вторгся в город Верный (Алма-Ата).
О байкальском силе наука знает меньше, чем о грязевых валах Тянь-Шаня. Вот почему я весь превратился в слух, когда байкальский геолог Владимир Иванович Галкин стал рассказывать о земляных лавинах Байкальского хребта на западном побережье озера. Владимир Иванович решил заняться изучением природы силя и с этой целью стал собирать все печатные источники о нем.
Исследователь перечислил на память местности вблизи Байкала, наиболее подверженные опасности вторжения грязевых валов. Что и говорить, силь байкальского побережья надо прилежно изучать, чтобы знать, где находятся его очаги.
Вместе с геологом мы пошли на пристань, возле которой покачивался на волнах катер Лимнологической станции «Академик Обручев». На его мачте трепетал вымпел Академии наук СССР.
Кадитан кораблика пригласил нас в плаванье; он собирался везти груз в Большие Коты, куда было два часа морского ходу. Там размещалась вторая научная станция, изучающая животный мир Байкала. Но в Котах побывать не удалось из-за очень свежего ветра. «Академик Обручев» пошел поперек волн, поднимая высокую носовую часть над бездонной хлябью. Все явственней становился юго-восточный, хамар-дабанский берег, приблизился порт Байкал с его маяком. Пройдя по большой дуге над привычными для него глубинами в один-полтора километра, катер возвратился к причалам Лиственичного. Этого было достаточно, чтобы впервые ощутить байкальскую зыбь, чистейший воздух и какое-то благородство прозрачной водной толщи, не знающей ни отдыха, ни покоя.
Если бы старик Нептун смог взять в руки волшебный ковш и вычерпать Байкал до дна с тем, чтобы снова наполнить озерную чашу за счет каких-нибудь других водоемов, то богу морей довелось бы порядком потрудиться. Ему пришлось бы влить во впадину Байкала двадцать три моря, равных Аралу, и девяносто два Азовских моря!