Желуг зевнул и расправил перепончатые крылья. На мгновение Гишаарну показалось, что перед ним вновь предстал один из великих древних хошинхо Ксантрии. Потом видение съежилось, поблекло и опять превратилось в хошинхо-недоноска. В еще одну тень давно утраченного величия...
В это же время замок начал перемещаться.
Короля ослепил калейдоскоп изменений, происходивших за овальным окном, он отвернулся с гримасой отвращения и позвонил в колокол. Потом откинулся на подушки и стал ждать слуг.
Шаарн сильно тряхнуло при одном из изменений ландшафта. «Когда-нибудь мы подойдем слишком близко к Старшему Хаосу и тогда нам уже ничего не поможет», – апатично подумал король. Эта мысль, посещавшая его неоднократно, стала привычной и он принял ее без всяких эмоций. В конце концов, подобное зыбкое существование заставило Гишаарна привыкнуть ко многому.
Потом он долго и с неудовольствием одевался, позволив слугам нацепить на его костюм огромное множество никчемных, с точки зрения короля, побрякушек, в том числе, сделанных самим Игамом, каждая из которых имела определенное значение или попросту ждала часа, чтобы проявить своим скрытые свойства.
Заодно он выслушал доклад о последних событиях, произошедших в замке, и узнал, что двое его людей исчезли, не успев вернуться в Шаарн к началу перемещений. Бесполезно было размышлять об их судьбе. Они затерялись в безднах Младшего Хаоса и с ними могло произойти все, что угодно. Гишаарн не удивился бы, если бы они вернулись в замок каплями ядовитого дождя. Король постарался побыстрее забыть о них.
Охотники за Стонущей Вещью опять вернулись ни с чем, угодив, к тому же, под каменный ливень. Кое-кто был ранен. Узнав об этом, Гишаарн поморщился. Ему смертельно надоела растительная пища, которую выращивали его подданные на скудных землях внутри замковых стен. Люди Ксантрии давно съели свой скот, а боевые крылатые псы были неприкосновенны. Людям короля настолько редко попадалось в Хаосе какое-нибудь живое существо, что он уже забыл вкус мяса.
Поднявшись на самую высокую башню Призрачного Замка, король Гишаарн долго смотрел вниз, на принадлежащий ему остров относительно устойчивой материи, и размышлял о своем правлении.
Жалкая судьба.
Жалкое королевство.
Желуг тяжело приволок по ступеням свое уродливое тело. Гишаарн подумал о том, почему бы хошинхо не взлететь на башню. Но тот боялся отрываться от твердыни Шаарна даже на непродолжительное время – в любой момент изменение ландшафта могло застать его врасплох.
Король с усмешкой наблюдал за Желугом, потирая жесткую щетину на лице. Несмотря на уродство, он любил своего хошинхо, как любят последние свидетельства утраченного безвозвратно.
Гишаарн родился уже здесь, в Младшем Хаосе, среди непрерывных изменений, непредсказуемого пейзажа и опасностей, грозивших отовсюду. Но отвращение к переменам через вдову его предшественника, Валату, Обрученную Со Смертью, по закону наследственности было передано и ему.
Его отец, старый король Исшаарн, при жизни еще помнил времена, когда королевство Ксантрия находилось в одном из Срединных Миров, но затем было поглощено Зыбкой Тенью. Обитатели Шаарна чудом уцелели лишь благодаря тому, что замок оказался Следом Атрибута, принадлежавшего самому Хозяину Смерти, и не подвергся изменению. Но никто или почти никто в бывшем королевстве Ксантрия этого, конечно, не понимал.
С тех пор Шаарн блуждал в безднах Младшего Хаоса; его обитатели потеряли всякое представление о времени и расстояниях, а другие существа Тени, встречавшие замок в своих странствиях, называли его Призрачным.
Старый король давно умер, Гишаарн вступил на трон, а уцелевшие колдуны и оккультисты Ксантрии, погребенные в каменных лабораториях Шаарна, все еще искали способ вернуть замок в Срединный Мир.
Теперь Гишаарну предстояло посетить их. Он уже почти ничего не ждал от кучки этих жалких шарлатанов. А может быть, просто несчастных невежд. Законы привычного мира соблюдались только внутри стен Призрачного замка, а снаружи все хитроумные штуки, сделанные в его лабораториях, оказывались никчемными, как лекарства для мертвеца.
В любом случае, чем бы ни занимались последние колдуны Ксантрии, которых король не хотел знать, оставалась небольшая надежда на то, что рано или поздно кто-нибудь из них наткнется на нечто полезное, пригодное хотя бы для поддержания жизни в угасающем королевстве.
Только один из них чего-то стоил. Но он был пленником ужасной темницы. И виной тому являлся его собственный дар. Он умел делать предметы, которые были в цене повсюду в Младшем Хаосе. Гишаарн подумал об Игаме и содрогнулся... Страх, который внушал ему Замурованный В Глине, был необъяснимым и непреодолимым.
Давным-давно Игам появился у стен Шаарна, застывшего посреди измененного ландшафта, верхом на огромном синем коте, шерсть которого мелодично звенела под пальцами ветра.
Неприятная это была пара – старик с ужасными ранами на теле, руками, похожими на двух пауков – белого и черного, живущих отдельной от хозяина жизнью, и странное животное с поющей шерстью, искрящейся всеми оттенками фиолетового и голубого...
Игам пребывал в полубессознательном состоянии и все, что случилось с ним, навсегда осталось его тайной. Может быть, он был беглецом или жертвой никому не ведомого преступления. А может быть, пострадал в жестокой схватке, произошедшей в одном из бесконечных закоулков Тени. Или же сам был орудием чьей-то неумолимой и извращенной мести. Заподозрить его можно было в чем угодно. Он никогда не оправдывался и никогда ничего не объяснял. Люди Гишаарна впустили его в Призрачный замок, где он полностью излечился лишь спустя много сотен изменений. В ответ на все расспросы он сумел произнести только несколько слов. Он сказал:
– Я – Игам, Замурованный В Глине...
Позже эти слова приобрели более чем зловещий смысл. Мало кто помнил о них. Но король Гишаарн помнил.
Игам обладал знаниями, которые людям Ксантрии казались волшебством. Он делал Посылающих Невидимую Смерть, Говорящих На Расстоянии, Излечивающих Душу, Тревожащих Сны, Хранящих Голоса, Вызывающих Видения, не говоря уже о том, что он делал искусственные органы для смертных тел. Проблема для него состояла лишь в материале, который Игам находил и подбирал в Шаарне и изменяющихся ландшафтах с редкой настойчивостью и исключительным тщанием.