— Считайте, что вы это сделали. — Донья София опустила руку на плечо мужа. — Однако мы пока не услышали ваших предложений.
— Прошу простить меня за столь решительный тон, любезная дона София, но я хотел быть уверенным, что вполне довел до вашего сведения данное требование дома бел Аустеров. Мои хозяева особо на этом настаивали. Прошу понять меня правильно: в настоящий момент мы с Грау держим в своих слабых руках будущее нашего производства. Поэтому не в моей власти говорить с вами как частное лицо по имени Лукас Фервит. Сейчас моими устами вещает дом бел Аустеров. Вы должны понять, что некоторые карты мы не намерены раскрывать даже в самой отдаленной перспективе.
Дон Сальвара согласно кивнул; его жена, после некоторого колебания, — тоже.
— Теперь давайте проанализируем ситуацию. В Эмберлине вот-вот начнется война. Она грозит нам потерей не только капиталов, но и наших драгоценных виноградников. Это означает, что производство «Аустерсхолина» приостановится на неопределенное время. Сколько это займет — десять лет, тридцать? Одним Сущностям известно. Даже вернув назад свои земли, мы потратим на их восстановление долгие годы. Я знаю, о чем говорю — в нашей истории уже трижды случалось подобное несчастье. Пройдет немало времени, прежде чем мы получим новый «Аустерсхолин» из той части бочек, что нам удастся вывезти из Эмберлина. Ужасно — перевозить на чужбину свое же добро тайком, подобно ворам в ночи… Но представьте, каков тогда будет спрос! Цены невероятно подскочат!
Губы Лоренцо непроизвольно зашевелились — в уме он уже подсчитывал прибыли. Дона София, нахмурившись, смотрела в пространство. Аустерсхолинский коньяк был наиболее качественным и востребованным из всех алкогольных напитков, доступных в Каморре. Даже алхимические вина Тал-Верарра во всем их многообразии не могли тягаться по цене с продукцией бел Аустеров. Сейчас розничная цена самого молодого «Аустерсхолина» составляла тридпать полновесных крон за полгаллона. Само собой, выдержанный коньяк стоил гораздо дороже. Чего же ожидать при неожиданно возникшем дефиците и загубленных аустерсхолинских виноградниках?
— Хрен мне в душу!.. — вырвалось у дона Сальвары, когда в голове у него окончательно нарисовался порядок предполагаемой суммы. — …Ох, простите, пожалуйста, донья София. Я совсем потерял голову.
— Прекрасно понимаю. — Она решительно, по-мужски, в один глоток осушила свой бокал. — Подозреваю, что вы еще скромны в своих прогнозах. Реальные цены по крайней мере втрое превышают ваши подсчеты.
— Дом бел Аустеров, — продолжал Локки, — очень рассчитывает на партнерские отношения с вами, чтобы в период, так сказать, вынужденного изгнания иметь возможность хранить и продавать свои запасы в Каморре. В обмен на вашу неоценимую и столь своевременную помощь в перевозке наших сокровищ мы готовы предложить вам… скажем, пятьдесят процентов всей выручки от продажи нашего коньяка — того, что вам удастся перевезти. Все это с учетом сложившейся ситуации и новых цен в условиях жесточайшего дефицита. Ваши затраты с лихвой — я бы сказал, десятикратно — окупятся еще в течение года. Если же заглянуть вперед на пять-десять лет…
— Безусловно, — промолвил дон Лоренцо, поигрывая очками. — Но, Лукас, позволите ли вопрос? Я смотрю, как вы сидите здесь и рассуждаете о предстоящей гибели налаженного дела, о его переносе куда-то за полторы тысячи миль на юг — и как-то не замечаю особого расстройства в вашем поведении. Интересно, почему?
Тут-то и настал звездный час Локки. Он позволил себе грустную обезоруживающую улыбку, которую на протяжении недель терпеливо репетировал перед зеркалом.
— Подобная катастрофа не стала для нас неожиданностью, уважаемый дон Сальвара. Мои хозяева сумели осмыслить происходящее и уловить суть момента. Они просчитали неизбежное возникновение искусственного дефицита и поняли, как можно обратить к вящей славе нашего дома даже это досадное препятствие. Если на протяжении нескольких лет продавать содержимое указанных шести тысяч бочек по новым ценам, мы сможем вернуться в Эмберлин с такими накоплениями, которые затмят все наши прежние достижения. Что же касается лично вас…
— То здесь речь идет не о сотнях тысяч крон, а о миллионах! — вынырнула из своего транса дона София. — Даже если иметь в виду процент от вашей выручки…
— Это не все, — перебил ее Локки. — Мои хозяева склоняются к тому, чтобы даровать вам еще одну привилегию — уже после нашего успешного возвращения и восстановления в Эмберлине. Мы предлагаем семейству Сальвара постоянный пай в торговых операциях бел Аустеров. Естественно, речь идет отнюдь не о контрольном пакете акций, но, думаю, вы будете довольны. Предположим, десять-пятнадцать процентов от нашей прибыли вас устроят? Вы станете первым и, надеюсь, единственным иностранцем, удостоенным подобной чести.
На секунду в беседке повисла тишина.
— Это очень заманчивое предложение, — проговорил наконец дон Лоренцо. — Подумать только, волею случая все это достанется мне, а не Джакобо! Во имя Богов, Лукас, если мне когда-нибудь доведется снова встретиться с вашими разбойниками, я выражу им самую искреннюю благодарность за то, что они свели меня с вами!
— Вполне вас понимаю. — Локки рассмеялся. — Возможно, Грауманн меня не поддержит, но я всегда считал, что надо отпускать прошлое с благодарностью, а не с укоризной. В конце концов, важны результаты. Мое сердце переполнено радостью от мысли, что в ближайшем времени мы заключим с вами сделку, пошлем корабли на север и ухватим удачу за хвост. Нынешнее положение вещей напоминает мне сказочный приз, подвешенный на подгнившей веревке. Перетрется последняя нить, и он упадет нам в руки. — Локки отсалютовал супругам Сальвара бокалом коньяка и добавил: — Поверьте, наш приз неминуемо оборвется!
В этот момент объевшийся кальмар всплыл на поверхность — и немедленно был вознагражден отравленным арбалетным болтом. Служители Речных Игрищ посчитали излишним трудом заталкивать такую махину обратно в ящик. При помощи крючьев и цепей они попросту оттащили труп чудовища на край заводи. Синяя кровь кальмара смешалась с кровью его жертв — по водной поверхности расплывалось огромное неопределенно-темное пятно, которому надлежало сыграть свою роль в дальнейшем представлении.
Ученые из Теринской Коллегии, проживающие в безопасной дали от морских просторов, наверняка назвали бы волчью акулу, обитающую в Стальном море, одним из самых прекрасных и удивительных созданий. Они могли бы долго распространяться о ее великолепной мускулатуре и неповторимой окраске. И впрямь, полосатые глянцевые тела хищников демонстрируют богатую гамму оттенков — от позеленевшей бронзы до черного цвета грозовых туч. Но тот, кому доводилось работать в открытом море и вдоль береговой линии, скажет вам коротко и ясно: волчьи акулы — это мерзкие агрессивные твари, которые обожают прыгать.
Заключенные в прочные клетки, голодные и обезумевшие от запаха крови, волчьи акулы являлись гвоздем программы Речных Игрищ. В других городах тоже устраивают гладиаторские бои, в которых немногочисленные смельчаки схватываются насмерть с дикими зверями. Но только в Каморре можно увидеть, как вооруженные гладиаторы (они называются контрареквиллами) сражаются на воде со смертельно опасными прыгающими акулами. Причем по давней каморрской традиции контрареквиллами дозволено становиться лишь женщинам.
Все это и называется Зубастым Шоу.
Локки не без интереса разглядывал четверку контрареквилл на воде. Трудно сказать, насколько они красивы, размышлял он, но, безусловно, эффектные женщины… Судя по смуглой коже, все участницы являлись уроженками Каморра с хорошо развитой мускулатурой сельских жительниц — это бросалось в глаза даже на расстоянии. Тем более, что традиционный костюм контрареквиллы оставлял открытым почти все тело: черная хлопковая полоса на груди, борцовская набедренная повязка и тонкие кожаные перчатки. Темные волосы убраны под красные банданы, скрепленные медными или серебряными обручами, — они ярко блестели на солнце, и их отражения сливались на воде в цепочку ослепительных сполохов. Относительно этих обручей существовали разные мнения. Одни утверждали, будто их предназначение — слепить и так не слишком зорких акул. Большинство же склонялось ко мнению, что яркие вспышки, наоборот, помогают хищникам следить за своими жертвами.