— Нужно подумать. А в чем дело?
— Он не работает, а мне неудобно вызывать мастера из-за такой мелочи. Но, знаешь, иногда хочется прохлады…
— Конечно, ты не должна жить без вентилятора, — сказал папа. — Я заеду к тебе завтра.
35
Этап пятый: освобождение
В итоге покинутому партнеру приходится смириться с неизбежным окончанием отношений. Но в тайниках души навсегда останется связь с тем, кто разбил ему сердце.
Следующим вечером, около десяти, ко мне приехал отец. Он привез еду из китайского ресторана, но есть нам совсем не хотелось, и коробки так и остались на кухне, а мы направились в спальню. Отец принялся за потолочный вентилятор, подтянул несколько винтов, и внезапно — ремонт, занял не больше десяти минут — лопасти начали вращаться.
Мне было непривычно видеть отца у себя дома. Хотя от Бостона до Кембриджа ехать всего ничего, родители у меня редкие гости.
— Скажи, мы можем поговорить? — спросил отец и положил отвертку на пол.
— Можем. — Я плюхнулась на кровать и посмотрела в окно, стараясь не встретиться с ним взглядом.
— Хорошие новости по поводу Шона! — С энтузиазмом начал он.
Мой брат решил последовать примеру Софи и вернуться в колледж. Выбрал судебную психиатрию. Вот чем в итоге обернулась любовь к сериалу «Место преступления».
— Шон сказал, что это все благодаря тебе. Тебе и его новой девушке — Софи. Спасибо, что помогла ему.
— Я ничего такого не делала, — возразила я. — Шон сам принимает все решения.
— Но ты поддержала его, — сказал отец. — А это кое-что значит. Вы с братом стали очень близки в последние несколько месяцев. Я с удовольствием наблюдал за этим.
Я молча слушала.
— Теперь, когда тебе все известно… Скажи, что ты обо мне думаешь? — спросил отец, прислоняясь к стене. — Только мне бы хотелось услышать правду.
«Правду». С этим у меня не очень-то получается.
— Ладно.
Он откашлялся.
— Скажи, что ты почувствовала, когда узнала о Гретчен?
Я глубоко вздохнула и призналась:
— Я была вне себя от ярости. Я ненавидела тебя.
— Я тебя понимаю. — Отец подошел, сел рядом на кровать и притронулся к моей руке. — Я не хотел, чтобы все выяснилось таким образом. Думаю, это было ужасно.
— Именно так. Какое-то время я была сама не своя.
— Вполне нормальная реакция.
— Не думаю, что «нормальная» — это подходящее слово. — Я сняла с полки альбом с фотографиями нашей поездки во Францию и протянула отцу. — Сам посмотри.
Он взял альбом и принялся перелистывать страницы — одна за другой перед ним возникали испорченные фотографии.
— Ты вырезала меня отовсюду? — Он грустно покачал головой. — Тебе пришлось изрядно потрудиться.
— Ты был почти на всех… — Голос подвел меня.
— Ты ведь знаешь, в чем причина, правда? — Он положил альбом на кровать.
— Ты постоянно лезешь в кадр.
Отец хмыкнул:
— Твоя мать терпеть не может, когда ее фотографируют.
В своем порыве уничтожить все напоминания о нем я совсем забыла о том, как мама стесняется камеры.
— Все эти фотографии делала ты, — сказал отец, хлопнув ладонью по альбому. — У меня дома тоже есть альбом, и там только твои фотографии.
Внезапно мне стало ужасно грустно, и я закрыла лицо руками.
Отец обнял меня за плечи.
— Есть многое, чем я не стал бы гордиться, — признал он. — Мне… Нам следовало с самого начала сказать вам правду. Но мы с мамой пытались найти разумный выход и убедили себя, что таким образом мы защищаем вас с Шоном. Конечно, мы лгали.
— Я тоже обманывала вас почти целый год.
— Да, кстати… — Он сжал мне плечи. — Почему ты сразу не сказала нам правду о работе? Нас бы это нисколько не смутило.
На этот вопрос не так уж просто ответить. Я пожала плечами:
— Стеснялась.
И опустила глаза, внимательно изучая собственные пальцы.
— Но тебе совсем не стоило…
— Знаю. Дело не только в этом… — Как я смогу произнести это? — Мне кажется, после того как ушел Гаррет, какая-то часть меня умерла, если так можно выразиться. Я чувствовала себя как самая настоящая неудачница…
— Дэни, ты никогда не была неудачницей. То, как поступил с тобой Гаррет… — На мгновение мне показалось, что отец разозлился, но сразу взял себя в руки. — Он был ужасным человеком и не имел права причинять тебе боль. Но ты должна помнить: то, как к тебе кто-то относится, говорит не столько о тебе, сколько об этом человеке. Только полный придурок мог так поступить.