И опять: о ненависти рабочих и крестьян к казакам как о классовом явлении в “Разгерметизации” тоже нет ни слова, вопреки вашему пониманию прямо сказанного нами в её тексте. В “Разгерметизации” речь идёт об алгоритмике течения событий, освещение которой и позволило на основе материалов “Разгерметизации” изложить достаточно общую теорию управления в “Мертвой воде”.
И в настоящей работе выражается не наша ненависть к казачеству, а говорится о бывшей между казачеством и остальным населением отчужденности, сложившейся вследствие взаимного нравственно-мировоззренчески обусловленного непонимания друг друга, чем пользовались в своих интересах третьи силы: конфликтовавшие друг с другом ожиденевшая российская имперская “элита” и иудейский глобальный интернацизм. И если мы и вы хотим преодолеть эту унаследованную от предков и выявившуюся ныне отчужденность, в основе которой лежит нравственно обусловленный «Я-центризм», то нам всем необходимо освобождаться от «Я-центризма» волевыми усилиями и строить объединяющие нас единые нравственность и мировоззрение, изменяя себя и отказываясь от ставших привычными и “само собой разумеющимися” истинными представлений о прошлом (России и всего человечества), отказываясь от возрождения традиций прошлого без переосмысления их существа - алгоритмики социального поведения.
В противном случае мы вместе обречены на то, что кто-то один “усмирит” другого: если не навсегда, то на более или менее длительную историческую перспективу; после чего оставшимся придётся, возможно, усмирять внешних “усмирителей” России. Так что выбор по существу прост, но он должен быть осознанным и определяющим нравственные мерила алгоритмики всех уровней психики, поскольку именно на этой основе коллективная деятельность либо складывается внутренне слажено, либо рассыпается вследствие внутренних конфликтов «Я-центристов» и их корпораций.
Мы предпочитаем избежать в будущем России “усмирений”, памятуя об уроках прошлого, когда “усмирения”, наращивая свою масштабность, в конце концов, вылились в гражданскую войну, охватившую всю Россию. По сравнению с нею все описанные ранее локальные “усмирения” - ничтожны.
3.5. Смена “элит” и начало мужицкой политики
О том, что такое гражданская война, большинство наших современников не имеют ни малейшего образного представления, а сами не в силах вообразить, как она протекает. Застольный же “фольклор”, известный большинству, сводит всю её многогранную проблематику к вопросу, о том, кто с чьей рюмкой сидит в ресторане и кому вести девочек в кабинет: поручику Голицыну и корнету Оболенскому, либо анонимным комиссарам [87]. Поэтому обратимся к свидетельствам о той реальной гражданской войне, которая завершилась в первой четверти ХХ века, дабы избежать очередной гражданской войны в начале XXI века.
С.П.Мельгунов в книге “Красный террор” [88] повествует о становлении Советской власти в России и населенных пунктах Области Всевеликого Войска Донского, в частности. В ней цитируется “Акт расследования о злодеяниях, учиненных большевиками в городе Таганроге за время с 20 января по 17 апреля 1918 года”:
«В ночь на 18 января 1918 года в городе Таганроге началось выступление большевиков, состоявших из проникших в город частей красной армии Сиверса…
20 января юнкера заключили перемирие и сдались большевикам с условием беспрепятственного выпуска их из города, однако, это условие большевиками соблюдено не было, и с этого дня началось проявление «исключительной по своей жестокости» расправы над сдавшимися.
Офицеров, юнкеров и вообще всех, выступавших с ними и сочувствовавших им, большевики ловили по городу и тут же на улицах расстреливали или отправляли на один из заводов, где их ожидала та же участь.
Целые дни и ночи по городу производились повальные обыски, искали везде, где только могли, так называемых «контрреволюционеров».
Не были пощажены и больные. Большевики врывались в лазареты и, найдя там раненного офицера или юнкера, выволакивали его на улицу и зачастую тут же расстреливали его. Но смерти противника им было мало. Над умирающими и трупами всячески глумились…
Ужасной смертью погиб штабс-капитан, адъютант школы прапорщиков: его, тяжело раненного, большевистские сестры милосердия взяли за руки и за ноги, и раскачав, ударили головой о каменную стену.
Большевики арестованных «контр-революционеров» отвозили на металлургический, кожевенный, и главным образом Балтийский завод. Там они убивались, причем большевиками была проявлена такая жестокость, которая возмущала даже сочувствовавших им рабочих, заявивших по этому поводу даже протест.
На металлургическом заводе красноармейцы бросили в пылавшую доменную печь до 50 человек юнкеров и офицеров, предварительно связав им ноги и руки в полусогнутом положении. Впоследствии останки этих несчастных были найдены в шлаковых отбросах на заводе.
Около перечисленных заводов производились массовые расстрелы и убийства арестованных, причем тела некоторых из них обезображивались до неузнаваемости.
Убитых оставляли подолгу валяться на месте расстрела и не позволяли родственникам убирать тела своих близки, оставляя их на съедение собакам и свиньям, которые таскали их по степи.
По изгнании большевиков из Таганрогского округа полицией в присутствии лиц прокурорского надзора, с 10 по 22 мая 1918 г. было совершено вскрытие трупов погибших, причем был произведен медико-полицейский осмотр и освидетельствование трупов, о чем были составлены соответствующие протоколы. (…)
На многих трупах, кроме обычных огнестрельных ранений, имелись колотые и рубленные раны прижизненного происхождения в большом количестве и в разных частях тела; иногда эти раны свидетельствовали о сплошной рубке всего тела; головы у многих, если не у большинства были размозжены и превращены в бесформенные массы с совершенной потерей очертаний лица; были трупы с отрубленными конечностями и ушами; на некоторых имелись хирургические повязки - ясное доказательство захвата их в больнице и госпиталях.
Нет разницы в описаниях нашествия большевиков и их расправ в марте-апреле 1918 г. в любой станице Области Войска Донского и Кубанской области. Нет станицы, где бы не было жертв, и ст. Ладыженская, где зарублено было 74 офицера и 3 женщины, вовсе не исключение» (“Красный террор”, с. 88 - 89).
Однако С.П.Мельгунов, рассказав о событиях в Таганроге после 18 января 1918 г., не сообщил ничего о том, что происходило в городе начиная с 25 октября (7 ноября) 1917 г. до его начальной даты. А это интересно хотя бы потому, что А.И.Деникин, повествуя о начале гражданской войны на Юге России, пишет, что власть в руки ревкомов в Ростове и Таганроге перешла еще 26 ноября 1917 г. То есть после 18 января 1918 г. Советская власть в Таганроге восстанавливалась, а не учреждалась впервые; а как происходило её ниспровержение ранее 18 января 1918 г. - это то, что для С.П.Мельгунова интереса не представляло.
Причем дело не в том, кто первый начал зверствовать: белые либо красные. Вопрос не стоит так хотя бы потому, что Советская власть не была установлена в один день повсеместно на территории России и не начала действовать при полной и безоговорочной лояльности всего населения и непротивлении ей прежних органов власти. Её становлению на местах после 25 октября (7 ноября) 1917 г. определённые социальные слои изначально оказывали сопротивление, в том числе и вооруженное; и сторонники Советской власти это сопротивление изначально преодолевали, в том числе и силой оружия. Но это были пока единичные акты насилия, а не охватившая всё гражданская война.
И зверства гражданской войны имеют свою предысторию в зверствах “усмирений” эпохи царизма. В истории России с начала второй половины XIX до середины ХХ века специфическая история “усмирений” - одна из важнейших составляющих. Имея общую предысторию, обе враждующие в гражданской войне стороны вели себя примерно одинаково. И белая сторона, отвергая Советскую власть, вела себя в отношении своих противников, зверствуя также.
[87]
«За нашим бокалом сидят комиссары и девочек наших ведут в кабинет», - слова из общеизвестной песни, романтизирующих белых. «Я всё равно паду на той, на той единственной, гражданской, и комиссары в пыльных шлемах склонятся молча надо мной», - слова из песни, романтизирующих троцкистов.