Но в тот момент я еще не знал того, что знаю сейчас: мои проблемы только начинались.
Понедельник,
тринадцатью днями раньше
Айверсон
Меня разбудил чей-то плач, похожий на детский. Я распахнул глаза и осмотрел комнату. Было темно, но падающий с улицы свет окрашивал сумрак в оранжеватые тона, и в конце кровати я разглядел какую-то фигуру. Это была Элейн. Часы на ночном столике показывали час двадцать пять ночи.
Я сел, нащупывая кнопку лампы.
— Элейн? Что стряслось?
Свет зажегся, и я зажмурился. По щекам Элейн вместе со слезами стекали черные струйки туши, а прямо под правым глазом набухал синяк. Низкий вырез ее блузки был порван, так что виднелся лифчик, как будто кто-то пытался сорвать с нее блузку.
Она посмотрела на меня, стараясь сохранить достоинство, но это оказалось ей не по силам, и она снова заплакала.
— О, Макс…
Растерянный и встревоженный, я вскочил с кровати и обнял ее.
— Элейн, что случилось?
Некоторое время она не могла выговорить ни слова, только рыдала, уткнувшись мне лицом в грудь, и я дал ей выплакаться. Наконец она подняла голову и отвернулась от меня.
— Не обращай внимания, Макс. Прошу тебя. Сейчас я успокоюсь.
Сидя спиной ко мне, она сняла блузку — в первый раз за все это время она как будто стеснялась меня, — бросила ее в угол, а потом расстегнула лифчик.
— Элейн, пожалуйста, объясни, что с тобой? Тебя кто-то обидел? — Я подошел ближе и стал поглаживать ее по плечам, стараясь успокоить. — Ну не молчи, расскажи мне обо всем.
— Я не могу, — сказала она, по-прежнему не оборачивало ко мне. — Не хочу, чтобы ты сделал какую-нибудь глупость.
Но было уже поздно. Последние четыре дня я только и знал, что совершал один глупый поступок за другим. Но я не стал ей этого говорить, ведь, лишь проявив терпение, я мог добиться от нее признания.
— Хочешь выпить? Бренди или что-нибудь другое?
Она кивнула:
— Лучше бренди.
Я прошел в кухню, нашел бутылку бренди, а себе налил стакан воды.
Когда я вернулся в спальню, она сидела на краю кровати в ночной сорочке. Она уже не плакала и, казалось, немного успокоилась.
— Извини меня, — сказала она и поблагодарила, когда я протянул ей бренди.
Я присел на туалетный столик, и мы оказались лицом друг к другу.
— Извиняться тебе не за что, но я хочу знать о случившемся. Пожалуйста.
— Почему? Я же не сделала тебе ничего хорошего.
— Это уж мне судить.
Она довольно долго на меня смотрела, а я думал, что, даже расстроенная и униженная, она по-прежнему невероятно хороша. И такая беззащитная. При всей ее внешней резкости она плакала так же безутешно, как и любая другая женщина.
— Ну расскажи же мне, Элейн.
Она судорожно вздохнула, затем устремила взгляд на потолок.
— Сегодня в клуб пришел Крис Хольц.
У меня вдруг свело желудок, то ли от страха, то ли от ненависти, скорее всего от того и от другого.
— Он пригласил меня пройти с ним в кабинет Фаулера. Там он стал меня расспрашивать о счетах, о том, сколько мы выручаем, на что уходят деньги, и все такое. Оказалось, он думал, я в курсе всей этой торговли наркотиками, которой там занимались, Я поставила его в известность, что эта сторона деятельности клуба меня не касается, и выдала ему все документы. Мне не понравилось, как он себя ведет. Он обращался со мной словно с какой-то уборщицей. Я слышала, его считают настоящим ублюдком, но не думала, что он может распоясаться до такой степени. Он называл меня наемной шлюхой, а когда я не смогла дать ему нужную информацию, обозвал меня лживой сучкой. Заявил, будто все мы подделываем записи в расходных книгах. Рой, я и Уоррен Кейз, это парень, который направляет к нам охранников. — Она все время крутила кольцо на указательном пальце и покачивала головой. Наконец она посмотрела мне прямо в глаза. — Ты меня знаешь, Макс, я никому не позволю оскорблять себя. Я сказала, что говорю правду, а если он мне не верит, то это его дело. А потом заявила, что ухожу из клуба.
— И что случилось… потом?
— Он меня ударил. Этот подонок встал и ударил меня прямо по лицу! — Она коснулась щеки, по которой пришелся удар, и во мне вспыхнула ярость. — Я просто не могла в это поверить. Меня в жизни пальцем никто не тронул! А потом он подошел ближе, схватил меня за волосы и закричал, что мне нужно научиться правильно вести себя. Все произошло так быстро, я даже испугаться не успела, я назвала его трусливым подонком и хотела двинуть ему коленом между ног, но он увернулся. И тогда он стал одной рукой хлестать меня по лицу, а другой едва не задушил меня и все время твердил, что мне пора научиться вежливо себя вести. — Она вдруг замолчала, и я подумал было, она снова расплачется, но она продолжала совсем тихо: — В какой-то момент этот грязный подонок возбудился… Он… он прижал меня к столу, и я почувствовала, как он сильно ко мне прижался, называл меня проклятой проституткой и хапал меня руками, готовый на меня наброситься… Боже, это было так мерзко и страшно! Я пыталась сопротивляться, Макс, правда пыталась, но он оказался куда сильнее меня. Я едва дышала, когда он обхватил мне горло рукой… думала, он убьет меня.