— О… как жаль, — заплакала Филис, — Мы с ним так любили друг друга… кажется. Вот почему вы такая грустная.
— Так. Ясно. Или это притворство… хотя зачем оно тебе… Или здесь нужен психиатр.
— А кто это — психиатр?
— Доктор. Проверит, что у тебя с памятью.
— Нет, матушка, мне сейчас не нужен менталист, — забеспокоилась Филис, — Я всё вспомню, мне просто надо отдохнуть. Пожалуйста, отвезите меня домой.
— Куда — домой? Ты хоть помнишь, где живёшь? Потому что я лично этого не знаю!
— А разве мы не вместе живём? — растерялась Филис.
— Хм… а что, это мысль, — наклонила голову женщина, — Вы ведь официально не разведены, и дом Егора по закону твой. Вот сюрприз кое-кому будет. Значит, говоришь, не помнишь ничего? Ну и ладно, хорошо. Поднимайся, обопрись на меня. Где твоя сумочка? Сейчас мы поедем с тобой домой!
Сквозь густой снегопад женщина подвела Филис к какой-то странной коляске, усадила девушку на заднее сидение, а сама села на место водителя. Коляска двигалась с каким-то урчанием, но Филис это даже понравилось, как будто это живой зверь и он доволен тем, что находится при деле. Из-за снегопада Филис почти ничего не видела сквозь стекло, но она поняла, что они едут по большому городу, где широкие дороги освещали яркие высокие фонари. Вообще и на улице, и внутри коляски было много разноцветных огоньков, и Филис подумала, что эта незнакомая страна явно очень богата, раз может позволить себе так много тратить осветительных амулетов.
Через какое-то время женщина остановила коляску возле чего-то, похожего на будку рабочих-привратников у них в академгородке. Она опустила своё стекло и обратилась к подошедшему к ним мужчине:
— Володенька, мне, возможно, понадобится твоя помощь. Ненадолго, только чтобы войти в дом. Поехали со мной, вот, держи, это тебе за хлопоты, — матушка передала мужчине, по всей видимости, местные денежные купюры.
— Хорошо, Вера Игнатьевна, — обрадовался тот и обернулся в сторону будки, — Лёха, посиди пока один, я быстро!
После этого они с присоединившимся к ним Володенькой подъехали к каким-то воротам в высоком кирпичном заборе и матушка просигналила. Из ворот вскоре показался пожилой мужик в светлом толстом тулупе и смешной шапке.
— Степаныч, здравствуй. Пойдём-ка с нами тоже, — распорядилась Вера Игнатьевна, — на всякий случай.
Входная дверь особняка после некоторого ожидания открылась и Филис увидела на ярко осветившемся крыльце молодую красивую женщину — стройную, с пухлыми губами и странно нарисованными прямо по коже широкими бровями.
— Посторонись-ка, милочка, мы домой пришли, — с каким-то злорадством сказала Вера Игнатьевна.
— Домой? — удивилась женщина, не спеша освобождать проход, — И почему вы с этой?
Женщина кивнула в сторону Филис, которая опиралась на подставленную руку Володеньки.
— Домой-домой, — кивнула матушка, — ты ведь понимаешь, что это дом моего сына, а значит, мой и его вдовы?
— Но здесь же мы с Егором живём…
— Нет, вы видели, а, — обернулась Вера Игнатьевна к сопровождающим, — какая нахалка! Егор в могиле лежит, а эта забралась в чужой дом, сама нам — никто, и ещё права тут качает! Володенька, Степаныч, помогите-ка отодвинуть эту гражданочку…
— В самом деле, — пробубнил пожилой Степаныч, — вы бы посторонились, гражданка. Скока знаю, вы ведь с хозяином-то не расписанные жили.
— Как вы быстро переметнулись, Вера Игнатьевна! — обиженно воскликнула женщина, — Ещё вчера Ольгу грязью поливали, а теперь её в этот дом привезли!
— Ошиблась я, — назидательно ответила пожилая дама, — Думала, она нам не родная, а она очень даже родная. Правда, Оля?
— Правда, матушка, — ответила Филис, которая понимала только одно — ей хочется туда, где тепло и можно будет прилечь. А ещё — что к матушке мужа, пусть и умершего, надо относиться с почтением. Хоть она и занимается, судя по словам молодой жещины, каким-то странным грязевым поливом, как простолюдинка на чёрной работе.
Под нажимом обстоятельств и мужских тел женщина с нарисованными бровями была вынуждена всё-таки освободить проход в дом. Филис помогли снять верхнюю одежду с обувью и провели в большую комнату с горящим камином.
— Вот, ложись на диван, Оля, — суетилась Вера Игнатьевна, — Ты только что из больницы, так переживала, что сознание потеряла, и никто ведь тебе не помог, только я одна.
Молодая женщина продолжала что-то истерически кричать, но Филис уже не вслушивалась, ей хотелось только спать. А спать мешал этот визгливый голос рядом.