— Я говорил тебе, что делать, а ты не сделал. Я дал тебе время, ты им не воспользовался. Неужели это, на хер, так трудно, делать, что тебе говорят? — я слышу, как гремит голос Рейза, явно выведенного из себя собеседником на том конце провода.
Подобный тон от него я слышала лишь однажды, когда он говорил с теми первыми бандитами, что привезли сюда припасы, и я боюсь, что он убьет того человека. Кроме того, я впервые, за исключением того же памятного дня, слышу, как он разговаривает с кем-то, помимо меня, по-английски. Да и в тот раз он делал это, по-моему, ради меня. Умирая от любопытства, я сильнее прижимаю ухо к двери, надеясь, что это каким-то чудесным образом улучшит мои способности слушать сквозь стены.
— А мне по херу; ты уже налажал. Федералы в курсе, все летит к чертям.
В его голосе продолжает кипеть гнев и, готова поклясться, как если бы видела собственными глазами, что сейчас он со стиснутой челюстью меряет туда-сюда шагами промёрзшую землю.
За этим следует длинная пауза, а потом я слышу, как он резко бросает:
— Оставайся на хер на месте. Буду через полтора часа. Приготовься.
От грохота его тяжёлых ботинок снаружи трясутся ступеньки, и я стремительно мчусь обратно к дивану, хватаю миску с хлопьями и делаю это как раз вовремя, потому что в это мгновение распахивается настежь дверь, и на пороге, загораживая собой весь проход, оказывается ужасно рассерженный Рейз. Его лицо угрюмо, а грудь вздымается так, будто он готов бросить вызов самому грозному сопернику. Он излучает такую мощную энергию, что, кажется, распугал вокруг все живое.
— Доброе утро, — выдавливаю я из себя вымученную улыбку, притворившись, что понятия не имею о разговоре снаружи. — Ты уже пил кофе? В кофейнике есть свежий.
Сердце нервно выстукивает барабанную дробь, пока я дожидаюсь, как же он ответит. Он расскажет мне, что происходит? Очевидно, что-то случилось. Что-то плохое. Надеюсь, завтра все в силе. Я и в правду готова разобраться со всем этим. Сейчас.
— Мне нужно уехать. Вернусь через несколько часов.
С этими словами, не глядя на меня, он пересекает комнату и исчезает в спальне.
Я сижу и жду, уставившись на свой завтрак, который больше не выглядит таким уж аппетитным, хотя не знаю из-за чего: то ли из-за того, что хлопья промокли, то ли из-за ужаса, камнем опустившегося у меня внутри. Рейз несколько минут роется в сейфе, потом со стуком захлопывает его и выходит из комнаты. Собравшись с силами, чтобы прямо спросить его о том, что происходит, потому что мне невыносима неизвестность, я уже было открываю рот, но прежде чем из меня успевает появиться хоть слово, он бросает мне маленький сотовый телефон, который я каким-то чудом ловлю в воздухе.
— На нем записан только мой номер. Надеюсь, что ты не будешь с него никому звонить. Ни в 911. Ни Мэддену. Никому, — его пронизывающие голубые глаза умоляют меня подчиниться. — Буду с тобой честен, дела наши пошли дерьмово, и теперь все идет не так, как должно. Я делаю все, что могу, чтобы вернуть это дерьмо в правильное русло, прежде чем все пойдёт к чертям, и оно нас накроет, но мне необходимо, чтобы ты мне верила.
Широким, уверенным шагом преодолев расстояние между нами, он садится передо мной на корточки и выжидательно выгибает бровь, наши глаза встречаются на одном уровне.
— Ты сделаешь это, kotyonok? Ты можешь довериться мне?
Энергично кивая, я чувствую, как мои глаза наполняются слезами, и я сама не могу сказать почему. Просто это уже слишком. Меня переполняет столько эмоций, дай только повод — и они вырвутся наружу. У меня такое чувство, будто я прощаюсь с Рейзом, хотя он только что сказал, что скоро вернется.
— Да, Рейз. Могу.
— Spasibo.
Он протягивает руку и подушечкой пальца убирает несколько слезинок. Я потрясена тем, как сильно он отличается от того человека, каким был всего лишь пять минут назад, когда ворвался внутрь.
— Больше никаких слез, сладкая девочка. Скоро все закончится.
— Что я должна делать с этим телефоном? — всхлипывая, удаётся выговорить мне.
Рейз резко встает, вытягиваясь во весь рост:
— Я позвоню тебе за пять минут до приезда, чтобы ты знала, что это я припарковался. Если ты услышишь снаружи звук мотора или хлопок закрывающейся двери, а звонка от меня перед этим не было, беги в спальню и тотчас звони мне. Я никого не жду, но мало ли, на всякий случай.
От его зловещего предостережения у меня внутри внезапно разливается слабость, но, изобразив на лице улыбку, я снова киваю.
— Понятно. Со мной все будет хорошо. Иди и делай, что должен.
Не проронив больше ни слова, он выскальзывает из хижины, и через несколько секунд до меня доносится звук его мотора. Следующие три часа двадцать минут я постоянно держусь начеку, слишком напуганная даже для того, чтобы сходить в туалет, потому что боюсь пропустить звуки приближающейся смерти.