Так что выбираться нужно самому.
Но жизнь оказалась полна не только неприятных сюрпризов. Или бородатый мужик, (почему-то женский образ Судьбы был вытеснен мужским), который длинными пальцами вместо спиц с суровым видом плетет узлы, развлекался необычными рисунками…
Последние дни ремни возвращались к ночи. После того, как Рай укладывал Бэя спать, проверял крепления, осматривал комнату, окна, потом весь дом — и исчезал за закрытой дверью. Людей, посвященных в тайны гостевого домика, было немного, и им тоже требовался отдых. Кроме того, запеленатый Кобейн спал до утра, как младенец, продолжая разыгрывать эмоционально-заторможенное состояние весь день.
Ему явно добавляли в вечернюю капельницу легкого снотворного, потому что внезапное пробуждение вышло долгим и болезненным. На лицо был вылит как минимум стакан холодной воды, грубые мужские ладони немилостиво били Бэя по щекам, а в перерывах между ударами трясли за плечи. Когда Кобейн наконец открыл глаза, то увидел склонившегося над собой Рича. Очень удивленного Рича!
— Я ничего ему не должен! — раздался из темноты брюзжащий голос. — Ничего! Я ничего больше не должен этому детективу. Так нечестно! Лучше в тюрьму! Да стукни ты его посильнее…
— Рич… — Кобейн расплылся в блаженной улыбке.
Над ним тут же склонился еще один посетитель, очки Зельмана блестели в свете ночника. Лицо медвежатника было перекошено от страха.
— Сейф я вскрыл, там записная книжка. В холодильном шкафу пробирки. Брать с собой?
Продолжая идиотски улыбаться, Кобейн протянул:
— Уничтожь все к тванской матери…
Ричард уже возился с ремнями.
— Нет, — остановил Бэй Гари, — книжку заберем, диски, если есть, две пробирки… Лаборатория в подсобке, там все разбить, и Рич, нужно устроить замыкание, спалить все, чтобы следов не осталось.
— Что это за жопа? Бэй? Что за жопа здесь происходит? — выдохнул Рич.
Кобейн сел на кровати, его немного повело в сторону, но он остановил бросившегося к нему родственника.
— Мне станет лучше через пару часов. Все потом. Как?
— Неделю мы здесь ошиваемся, отгулы пришлось брать, спасибо Гари, настоял на том, чтобы сразу не соваться, а осмотреться. Последние ночи тебя до утра не стерегут, вот мы и полезли. А тут такое…
Шум в подсобке говорил о том, что медвежатник играл в медведя, громко сетуя на жизнь.
— Я ничего ему не должен! Ничего! И на какое дно мне теперь ложиться? В отстойнике, и то не спрячешься…
— У камина лежат дрова, баллончик с керосином, газеты, бумага в коридоре, в баре алкоголь, — командовал Бэй, он был еще слишком слаб, чтобы участвовать. — У нас мало времени, собирайте в спальню все, что может загореться, а дверь и окна заблокируем, чтобы сюда ломились меня спасть.
Обычная охрана клиники не была рассчитана на подобную акцию, а сигнализацию по периметру умно заблокировал Зельман. Бэй бросал изумленно благодарные взгляды на очкастого медвежатника и все никак не мог осознать, насколько ему повезло несколько лет назад столкнуться с этим специалистом по замкам и сейфам. Гений убеждения родственника или тяга к чужим тайнам привели Гари к тому, что он бежал, задыхаясь, рядом с Ричем, тащившим Бэя, и причитал:
— Не должен! Надеюсь, у тебя есть достаточно средств, чтобы оплатить мне отпуск на тропическом острове длинною в два года. И никогда, слышишь, никогда больше не напоминай мне о себе… ничего больше не должен.
За их спинами заверещала пожарная сигнализация.
Зельман вышел из машины в Нидершерли у припаркованного на улице серенького Седана.
— Чем быстрее расстанемся, тем лучше, — ворчал он.
— Я заплачу, Гари, — Бэй пожал влажную от пота руку очкарика. — На два года хватит. Но и этого будет мало за то, что ты сделал.
— Да иди ты… далеко и навсегда, — отмахнулся Зельман и торопливо побежал к машине.
С приближением рассвета Кобейн начинал чувствовать себя все лучше. Еще пара часов — и он будет самим собой, по утрам у него всегда брали кровь.
— Как тебе удалось уговорить его на подобное? — он не скрывал изумления, глядя вслед рванувшему прочь Седану.
Не отрывая взгляд от дороги, Рич потянулся за сумкой на заднем сиденье и бросил ее на колени Кобейну.