— Она вырвала горло Мельбурну.
— Она говорила, что ее другой вампир заставил. Это правда?
— Возможно.
— Почему же ты ее убила тогда?
— Потому что она преступница.
— А кто это умер и оставил тебя судьей, присяжными и…
Он осекся.
— …палачом, — договорила я. — Федеральное и местное правительство.
— Я считал, что мы — хорошие парни.
— Так и есть.
Он замотал головой:
— Ты — нет.
Сквозь все это я чувствовала энергию Каннибала — как звучащую в голове песню, которую никак не заткнешь, и эта песня питалась страданием, ужасом и даже недоумением.
Я уперлась в нее, оттолкнула прочь, но это было как пытаться схватить паутину, через которую бежишь. На коже она ощущается, но чем сильнее ты выдергиваешься, тем больше ее налипает, пока не поймешь, что паук где-то тут и плетет новые пряди быстрее, чем ты рвешь прежние. И надо подавить желание впасть в панику, заорать, потому что он здесь, ползет по тебе, готовый укусить.
Но воспоминание отступило, будто кто-то сделал радио тише. Оно еще осталось, но ко мне вернулась способность думать. Я ощущала в своих руках руки Каннибала, я могла открыть глаза, посмотреть на него, увидеть настоящее вместо прошлого. Не разжимая стиснутых зубов, я сказала:
— Прекрати.
— Еще рано.
И снова меня толкнуло его силой. Как когда тонешь: кажется, уже пробилась к поверхности, и тут тебе прямо в лицо новая волна. Но чтобы не утонуть, главное — не паниковать. Страха я ему не выдам. Воспоминания мне ничего плохого не сделают, я все это пережила наяву.
Я попыталась остановить это воспоминание, но не могла. Потянула на себя руки, которые он держал, и мелькнуло изображение-кадр, как в телевизоре при переключении каналов. Как моментальный снимок Каннибала, его памяти.
Я потянула на себя руки и увидела больше: женщина в его руках, он не дает ей подняться. Она смеется, в шутку вырываясь, и я знаю, что это его жена. Волосы у нее темные, как у него, и загар смотрится на фоне красного шелка. Солнце заливает кровать, Каннибал тянется вниз — поцеловать ее.
И вдруг я оказалась в другой спальне, в темной, с мертвыми. Повернув руки в ладонях сержанта, я погладила ему пальцем запястье — где тоньше всего кожа и ближе всего течет кровь. Мы снова оказались в солнечном воспоминании, где красный шелк на хлопковых простынях, где женщина смотрела на него так, будто он — весь ее мир.
Я ощутила ее тело под ним, почувствовала, как он хочет ее, как ее любит. И эмоция была так сильна, что я не сдержалась — стала питаться. Впитывала в себя эмоции этого момента.
Но Каннибал не сдался. Он оттолкнул меня, и я оказалась в спальне у себя дома. Надо мной нависло лицо Мики, зелено-золотые глаза в дюймах от моих, тело глубоко вошло в мое, и мои ладони гладят его голую спину, находят закругление зада, и я ощущаю работу мышц, качающих его в меня и обратно.
Я оттолкнула энергию обратно к Каннибалу, выгнала его из своей памяти — и снова мы оказались в солнечной спальне. Одежды было теперь меньше, я смутилась мелькнувшему кадру его тела внутри нее, и он выбросил меня обратно, выдернул руки, и как только прикосновение прервалось, все кончилось. Я снова была у себя в голове с собственными воспоминаниями, а он со своими — у себя.
Слишком быстро поднявшись, он опрокинул стул, упавший с громким лязгом. Я осталась сидеть, охватив себя за плечи, сохраняя в себе чувство его силы, роющейся у меня в голове, хотя трудно передать это ощущение точно. Очень интимное, но не имеющее отношения к сексу. Просто его энергия прокладывала себе в меня путь.
Каннибал отошел к дальней стене, встал к ней лицом. На меня он не глядел.
— Сержант Рокко! — окликнул его лейтенант Граймс.
Я услышала голос Каннибала, но сама тоже не готова была на него смотреть.
— В рапортах все точно. Она переживает потерю этих оперативников. И она устала убивать.
— Замолчи! — Я вскочила на ноги, но стул не перевернула. Очко в мою пользу. — Это уже личное. Последнее воспоминание ничего общего не имеет с гибелью двух человек.
Он обернулся, опустил руки, будто тоже обнимал себя за плечи. Посмотрел на меня, но по лицу было видно, что это стоило ему усилий.
— Ты убила вампиршу, которая убила Мельбурна. Убила, когда она молила о пощаде, и тебе было очень неприятно это делать. Но ты это сделала, мстя за него. Я чувствовал: ты отняла ее жизнь, потому что она отняла жизнь у него.
— Я отняла у нее жизнь, выполняя свой долг перед законом, чтоб его.