Я заставила себя опустить глаза ниже, к мускулистым ногам, обтянутым джинсами, к ботинкам. И подняла глаза навстречу его взгляду.
— Ты покраснела, — сказал он, улыбаясь.
— Я просто вспомнила тот случай в баре.
Он усмехнулся шире, явно польщенный.
— Подумала, что видела меня голым.
Схлынувшая было краска вернулась приливом. Я кивнула и пошла дальше:
— Теперь доволен?
— Очень, — ответил он голосом, который это подтвердил.
Он плавно скользил рядом со мной, привлекая взоры всех встречных женщин и некоторых мужчин, Я бы подумала, что они смотрят на меня, но Бернардо был конфеткой для всех.
Я вообще-то привыкла быть бесцветной мымрой по сравнению с мужчинами моей жизни, Если бы мне было важно, чтобы мужчина не был красивее меня, в моей жизни не было бы Жан-Клода… Ашера… Мики… Ричарда, Натэниела…
Рядом с Бернардо я чувствовала себя привычно.
Глава двадцать первая
Я извинилась перед доктором Мемфисом и узнала имя верховной жрицы Шермана. Ее можно было найти в телефонной книге. Мы вышли на удушающую жару, и темные очки опустились нам на глаза, как щиты в научно-фантастическом фильме. Жест стал почти автоматическим, а я еще и дня здесь не пробыла.
Слышалась музыка, и я не сразу сообразила, что это мой телефон. Игралось «Я не влюблен» группы «10сс», но это не был выбранный мною рингтон. Надо мне наконец научиться самой себе рингтоны ставить. А то чувство юмора Натэниела мне иногда действует на нервы.
Я нажала кнопку:
— Натэниел, что за выбор мелодий?
— Это не твой котик, ma petite.
Вот так. Я стою на невадской жаре и беседую с мастером города Сент-Луиса, он же мой главный возлюбленный. Он никогда мне не звонит во время работы с полицией, разве что случилось что-то очень серьезное.
— Что случилось? — спросила я, чувствуя, как вдруг заколотился пульс в горле.
Бернардо посмотрел на меня, я махнула ему рукой, мотнула головой и пошла туда, где стояли возле машины Эдуард и Олаф.
— Почему ты решила, будто что-то случилось, ma petite?
Но в голосе слышалась злость, чего обычно не бывает. Пусть он говорит, что ничего не случилось, но голос этого не подтверждал. А так как он умеет говорить голосом безэмоциональным, как пустая стена, то либо он хочет дать мне понять, что злится, либо настолько выведен из себя, что не может сдержаться. Ему больше четырехсот лет, и за такое время можно научиться скрывать любые чувства. Значит, что я такого сделала, что он из себя вышел? Или что сделал кто-то другой?
Вдруг мне захотелось провести этот разговор без свидетелей. Поэтому я села в машину, а остальные остались снаружи, на жаре. Я предложила поступить наоборот, но Эдуард настоял, а когда он на чем-то настаивает, для этого обычно есть причина. Я научилась в таких случаях с ним не спорить — дольше проживем.
Я включила кондиционер и устроилась поудобнее, а трое мужчин снаружи разговаривали тихо, но оживленно. Хм.
— Ma petite, я проснулся, а ты оказалась где-то далеко.
— Меня это тоже не радует.
Я подумала о нем, и этого было достаточно, чтобы увидеть, как он лежит в нашей кровати, небрежно набросив на себя простыню, длинная нога из-под нее высовывается. Одной рукой держит телефон, другая лениво гладит спину Ашера. Тот еще несколько часов будет мертв для мира, но Жан-Клод спокойно может трогать другого вампира, пока он «мертв». Мне от этого было не по себе. Может быть, я слишком много бывала на осмотрах места преступления.
Он посмотрел прямо перед собой, будто ощутив, что я смотрю.
— Хочешь увидеть больше?
Я заставила себя вернуться мыслью и вниманием в машину, окруженную вегасской жарой.
— Боюсь, это меня отвлечет.
— Есть многие, готовые отдать все свое имущество за то, чтобы я их так отвлек.
— Ты на меня сердишься.
— Мы с таким трудом убедили вампирскую общественность, что ты действительно мне слуга, а не хозяин, и ты вдруг делаешь такое.
— Что делаю? Свою работу?
Он вздохнул, и этот звук разошелся из телефона по моей коже как дрожь предвкушения.