— А вот второе правило. Я предлагаю вам что-нибудь сделать приятное. Если вы отказываетесь, я делаю что-нибудь болезненное. Это ясно, господа полицейские?
— Кристально ясно, — ответил я.
— Да, — сказал Рокко.
— Подойдите к кровати, будьте добры.
На этот раз мы послушались без колебаний. Встали возле кровати на возвышении, глядя на Макса, на его жену и на улыбающегося маньяка рядом с ними.
— Анита, поцелуй Макса.
— А если нет? — спросила я.
Он вытащил из-под одеяла нож.
— Я ему пущу кровь. Один порез за каждый отказ.
Я сделала вдох, потом выдох. Просьба казалась незначительной, но я готова была спорить, что просьбы незначительными долго не будут.
— О'кей. Но если мы это делаем, ты за это освобождаешь заложника.
— За поцелуй? Это должен быть всем поцелуям поцелуй.
Я пожала плечами.
— Если я откажусь кого-нибудь освободить, готова ли ты видеть, как я буду полосовать мастера города?
Я лихорадочно думала, но просто не знала, что делать. Витторио провел по груди Макса неглубокий разрез.
— Я не сказала «нет».
— Ты нарушила правило номер один: ты заколебалась. Теперь я снова попрошу тебя поцеловать Макса.
Я просто подошла к кровати, обошла Витторио по кругу и залезла на кровать рядом с ним. Посмотрев ему в глаза, я сказала:
— Прости, Макс.
Наклонилась и поцеловала в заклеенный лентой рот.
— Да, ты сделала то, что я просил, но вряд ли это стоит освобождения заложника.
— Ты хочешь, чтобы я поцеловала его лучше?
— Сними ленту и покажи мне малость того таланта, который у тебя, как мне известно, есть.
Вивиана замычала заклеенным ртом, я подняла на нее взгляд:
— Прости меня, Вивиана.
И отклеила ленту от губ Макса.
— Он нас все равно убьет, ты это знаешь.
— Ну-ну, Макс. Я что сказал насчет разговоров?
— Ты сказал не пререкаться с тобой. Я разговаривал с Анитой.
— Да, верно. — Он похлопал себя лезвием по ноге. — Что ж, Анита, поцелуй его всерьез, и твой сержант увидит, как уходит одна из танцовщиц.
Я наклонилась и поцеловала его в губы. Они не шевельнулись. Я посмотрела на Витторио:
— Освободи танцовщицу.
— Нет.
— Что не так было?
— Поцелуй его по-настоящему.
Уже не было юмора в этом голосе, и серьезность показалась мне опаснее.
Я пристально посмотрела на Макса. Почти полностью лысый, лицо круглое, но массивные бицепсы, груды мышц на плечах. Я видела его силу, но просто меня она не заводит — мне нравятся мужчины красивые и несколько утонченные. А Макс — как уличный хулиган: здоровенный, страшный и ничего в нем утонченного. И все же я наклонилась над ним еще раз. Тронула его за лицо, закрыла глаза и поцеловала его. Сперва осторожно, потом сильнее, охватив руками эти твердые мышцы под голой кожей, добавив к поцелую пантомиму, но Макс даже не шелохнулся. Вивиана пыталась что-то провизжать из-под ленты.
Я обернулась к Витторио.
— Хорошо, одну танцовщицу. Но в следующий раз придется постараться получше, или сделка отменяется. Ава выберет, кого отпустить, а сержант — Рокко, да? — посмотрит, как она выйдет на свободу.
Ава вышла, Рокко смотрел из двери, и, очевидно, танцовщица ушла, потому что Рокко утвердительно кивнул.
— Я тебе теперь предлагаю двух по цене одной, — сказал Витторио. — Пусть вот эта маленькая танцовщица станцует для тебя приватный танец. И я освобожу ее и еще какую-нибудь.
Я подошла к Брайанне без колебаний, но спросила у него:
— Что ты хочешь выяснить, заставляя меня это проделывать?
— Может быть, у меня, как у всех мужчин, свои маленькие лесбийские фантазии.
— Прямо не знаю, что на это сказать.
— Тогда пойди и сядь в кресло рядом с Авой.
Я села в кресло. Вреда мне от этого не будет, а давать им повод еще кого-нибудь резать я не хотела.
— Отвяжи девушку.
Ава сделала, как ей сказали. Брайанна сама отклеила ленту от рта, посмотрела на меня. Краска расползлась по ее лицу как черные слезы. Потирая запястье, она сделала ко мне неверный шаг в туфельках на шпильках.
— Я тебе предлагаю лучшие в твоей жизни чаевые, Брайанна. Станцуй вот для маршала приватный танец, и если он будет хорош, я отпущу тебя и кого-нибудь из твоих подруг.
Брайанна еще раз шагнула ко мне, шатаясь. Я подумала: «Она же не сможет, она слишком боится». Наверное, ему пришла в голову та же мысль, потому что он сказал:
— Если ты откажешься или если будешь танцевать плохо, я вот этим факелом ткну вот в эту идеальную, розовую, мягкую кожу.