Гангстер повернулся к Руку.
— Ты, видно, любишь таких, с яйцами?
В вестибюле приятели снова пожали друг другу руки. Журналист заметил:
— Да, Томми, а я и не знал, что это твое заведение.
— Вовсе и не мое, — возразил Томми. — Я просто заехал помыть машину.
Вернувшись в свою «краун викторию», Хит первым делом позвонила в участок и попросила найти адрес Честера Ладлоу. Повесив трубку, она спросила:
— Чего Ладлоу не поделил с Кэссиди?
— Из-за нее он стал бывшим конгрессменом.
— Я думала, он сам дал повод для скандала.
— Это верно, но угадай, кто написал статью, после которой все стало рушиться.
Никки уже выводила машину со стоянки, когда Рук спросил:
— Как тебе мои источники?
— Жирный Томми? Интересно, а почему ты не уведомил полицию?
— Здравствуйте, я как раз уведомил!
— После ее смерти.
— Ты же слышала, что сказал Томми. Этого не должно было случиться.
— Однако случилось.
Они не нашли Честера Ладлоу ни в особняке на Парк-авеню, ни в офисе над Карнеги-холлом. В последние дни большую часть времени он проводил в уютном одиночестве Милмар-клуба на 5-й авеню, напротив зоосада Центрального парка.
Ступив на мраморный пол вестибюля, Хит и Рук оказались на одной территории с миллионерами и сливками общества, топтавшими его на протяжении столетия. В этих стенах Марк Твен поднимал бокал за Гранта на банкете в честь его возвращения в Нью-Йорк — генерал обосновался на Восточной 66-й улице, когда закончился срок его президентства. На маскарадах в Милмаре отплясывали Морганы, Асторы и Рокфеллеры,[19] а Теодор Рузвельт, ломая условности, пригласил на коктейль Букера Т. Вашингтона.[20]
Сегодня недостаток актуальности восполнялся величием традиций. Здесь, в тихой роскоши клуба, клиентам всегда было обеспечено уединение и хороший виски. Милмар служил воплощением послевоенного Нью-Йорка времен Джона Чивера[21] — города, в котором мужчины носили шляпы и прогуливались по залитым огнями улицам. А еще, как объяснили Джеймсону Руку, они носили галстуки; и ему в гардеробе тоже пришлось выбрать галстук, чтобы получить допуск в салон.
Администратор проводил их в противоположный от бара уголок, откуда с осуждением взирала с портрета во весь рост Грэйс Ладлоу, глава клана политиков. Под портретом читал «Financial Times» некогда подававший надежды, а ныне, блудный сын — Честер.
После обмена приветствиями Рук сел рядом с Ладлоу в кресло, а Никки устроилась на софе времен Людовика XV и подумала, что это совсем не похоже на кабинет в здании автомойки.
Честер Ладлоу аккуратно сложил газету, страницы которой цветом напоминали бледную форель, и взял с серебряного подноса на кофейном столике визитку Никки.
— Детектив Никки Хит. Звучит интригующе.
Что на это можно ответить? Благодарю вас? Никки выбрала другой вариант:
— А это мой помощник, Джеймсон Рук.
— А, писатель. Это объясняет галстук.
Рук погладил ладонью одолженную удавку.
— Вы же понимаете — не каждый день одеваешься для посещения клуба.
— Забавно, что вас могут пустить сюда без штанов, но непременно в галстуке.
Никки, помнившая бесславное окончание карьеры политика в результате некоего сексуального скандала, удивилась, когда он громко расхохотался собственной шутке. Она оглянулась, не косятся ли на них посетители, но редкие гости, рассеянные по просторному залу, кажется, ничего не заметили.
— Мистер Ладлоу, — начала Никки, — я хотела бы задать вам несколько вопросов, относящихся к расследованию, которым я занимаюсь. Не хотите ли перебраться в более спокойное место?
— Более спокойного, чем Милмар, просто не бывает. К тому же я столько времени провел на публике, что, боюсь, у меня не осталось, тайн.
«Посмотрим», — заметила про себя Хит.
— Это подводит меня к вопросам, которые мне хотелось бы задать. Вероятно, вы уже слышали о смерти Кэссиди Таун?
— Да. Буду рад услышать, что смерть была медленной и мучительной.
Рук откашлялся:
— Вы не забыли, что говорите с копом?
— Не забыл, — отозвался экс-конгрессмен и снова взглянул на карточку Никки. — Детектив отдела убийств. — Он аккуратно положил карточку обратно на поднос. — У меня встревоженный вид?
— А должен быть? — спросила Никки.
19
20