– Вы единственный роботехник на Солярии? – прервал его Бейли.
– Не говорите глупостей.
– Я только спрашиваю. Доктор Дельмар, например, был единственный… э-э… фетоинженер, не считая его ассистентки.
– На Солярии около двадцати роботехников.
– И вы – лучший?
– Лучший, – ответил Либич без ложной скромности.
– И Дельмар работал с вами.
– Да.
– Насколько я понимаю, перед смертью он собирался прервать ваше сотрудничество.
– Ничего похожего. Кто подал вам эту мысль?
– Сдается мне, он не одобрял вашего холостого образа жизни.
– Наверное. Он был истинный солярианин. Но это не влияло на наши деловые отношения,
– Чтобы сменить тему: вы ведь не только разрабатываете новые модели, но также выпускаете роботов и ремонтируете их?
– Производством и ремонтом занимаются в основном сами роботы. В моем имении есть большой сборочный завод и ремонтная мастерская.
– Ремонтировать роботов очень сложно?
– Очень просто.
– Значит, техника ремонта недостаточно развита?
– Это вовсе не так.
– А как же тот робот, что присутствовал при убийстве доктора Дельмара?
Либич отвел глаза и сдвинул брови, будто в глубокой печали.
– С ним ничего нельзя было сделать.
– Так-таки ничего? Он совсем не мог отвечать на вопросы?
– Ни на один. Бесполезно было и пробовать. Позитронный мозг замкнуло необратимо. Не осталось ни одной неповрежденной схемы. Поймите – он был свидетелем убийства, которому не мог помешать.
– А почему, кстати?
– Кто знает? С ним экспериментировал доктор Дельмар. Я не знаю, в каком умственном состоянии находился робот. Дельмар, например, мог ему приказать приостановить все операции, пока исследовалась одна определенная схема. Если кто-то, кого ни доктор Дельмар, ни робот ни в чем дурном не подозревали, вдруг совершил смертоносное нападение, должно было пройти какое-то время, чтобы потенциал Первого Закона в мозгу робота преодолел блокирующий приказ Дельмара. Время задержки зависит от способа нападения и от формулировки приказа. Могу вам подобрать еще с дюжину причин, по которым робот не мог помешать убийству. Так или иначе, Первый Закон был нарушен, оттого и сгорели все схемы в позитронном мозгу.
– Но если робот физически не мог помешать убийству, разве он несет за это ответственность? Разве Первый Закон требует невозможного?
Либич пожал плечами.
– Первый Закон, несмотря на ваши попытки умалить его, защищает человека до последнего. Он не допускает исключений. Если Первый Закон нарушен, робот погибает.
– Это универсальное правило, сэр?
– Такое же универсальное, как и сам робот.
– Вот я и узнал кое-что,
– Тогда узнайте кое-что еще. Ваша гипотеза убийства как серии безобидных в отдельности поступков роботов в деле Дельмара не срабатывает.
– Почему?
– Дельмара не отравили – его ударили по голове. Кто-то должен был нанести удар, и нанесла его человеческая рука. Ни один робот не возьмет дубинку и не размозжит человеку череп.
– А если робот нажал безобидную кнопку и на голову Дельмара упал замаскированный груз?
– Землянин, – кисло улыбнулся Либич – я был на месте преступления. И не пропустил ни одного выпуска новостей. Убийство на Солярии, знаете ли, дело нешуточное. Я точно знаю, что на месте преступления не было никаких механизмов, никаких падающих грузов.
– И никаких тяжелых предметов.
– Вы сыщик, вот и ищите.
– Если исключить причастность роботов к смерти Дельмара, кто же тогда виновен?
– Известно кто! – крикнул Либич. – Его жена! Глэдия!
Тут, по крайней мере, наблюдается полное единодушие, подумал Бейли. Вслух он сказал:
– А кто же тогда с таким искусством заставил роботов отравить Грюера?
– Ну, наверное… – начал Либич и осекся.
– Не думаете же вы, что убийц было двое? Если Глэдия виновна в одном преступлении, она виновна и в другом.
– Да. Должно быть, вы правы. – Либич вновь обрел уверенность. – Без сомнения, так оно и есть.
– Без сомнения?
– Никто другой не мог настолько близко подойти к Дельмару, чтобы убить его. Он допускал присутствие посторонних не больше, чем я, только для жены делал исключение – а я никаких исключений не делаю. Тем умнее с моей стороны, – рассмеялся он.