Его рука легла на ее бессознательно сжатый кулачок, который разделял их.
— Успокойся, Ева. Тебе необходимо научиться преодолевать свой страх и напряжение, которые ты постоянно чувствуешь по отношению ко мне.
— Брэнт…
— Да, я знаю. У тебя есть на это причины.
— Нет, дело не только в этом. — Она села, чтобы посмотреть ему в лицо. — Дело еще в том, что меня не покидает ощущение, что жестокость стала твоим инстинктом, что на самом деле тебе безразличны другие люди до тех пор… до тех пор, пока они не становятся тебе нужны по той или иной причине.
После того как она высказала это, она с волнением подумала, не зашла ли слишком далеко в своих рассуждениях. Однако он со стороны казался просто глубоко раздумывающим, будто бы в данный момент он подвергает анализу ее эмоциональный всплеск.
— Скорее всего, ты права, — наконец вымолвил он. — С тех пор… Ну, с тех пор, когда я был совсем молоденьким, я знаю, что на свете нет никого, кто мог бы помогать мне, кроме меня самого. И, как я понимаю, любой другой человек может прийти к подобному выводу. Если уж играешь в эту игру, тебе лучше знать все ее правила. И я их хорошо выучил. Поэтому если я жесток, а при этом кому-нибудь больно, я никогда не впадаю в рассуждения по этому поводу. Скорее всего, о других людях я никогда не думал как о живых существах. Ты, наверное, догадываешься, о чем я. Так, просто необходимые дополнения к избранному мной стилю жизни!
— Ты имеешь в виду твоих собратьев по вечеринкам? Но почему ты избрал именно это? Ты бы мог стать и монахом, рассуждать обо всем этом в каком-нибудь монастыре или живя в святых местах, или… или бы сделал для окружающего тебя мира что-нибудь такое, в чем нуждаются люди!
Он резко рассмеялся, и смех его носил иронический оттенок.
— Монахом! Да, кстати, действительно, можешь смеяться надо мной, но я как-то даже и об этом подумывал, однако это показалось мне скучнейшим занятием. Эта жизнь по канонам, вся эта дурь насчет послушания и целомудрия безо всяких видимых причин не по мне. К тому же мне не хотелось все время пребывать в одиночестве. На то были причины. Но ты хочешь знать, почему я живу именно такой жизнью теперь, ведь так? В основании ее лежит теория — сенсуализм, гедонизм как возможность дать выход мощному пламени, подвергнуть тело излишествам, а не воздержанию, чтобы высвободить разум. Что-то вроде воззрений тех древних монахов-аскетов, которые жили в пустыне, отшельников, которые настаивали на поиске собственного пути к спасению. Просто мой путь гораздо масштабнее. Я баловался и травкой, и кокаином, и ЛСД, и «коктейлем» — все, что ни назови из этой серии, я хоть раз в жизни да попробовал. Иногда наркотики помогают усилить ощущение чувств, понимаешь? Но через какое-то время все приедается, и иногда тебя начинают сдавливать стены, а ты — один и так чертовски напуган, потому что уже не можешь с этим справиться… Когда вокруг полно народу — это помогает, но лишь поначалу. А потом…
Пока он говорил, его взгляд потускнел, но неожиданно, в какой-то неуловимый момент их глаза встретились, и Еве показалось, что она наконец заглянула в глубины его души. Чувство, граничащее с состраданием, которое она испытала к нему в этот момент, заставило ее дотронуться до него.
— Не… Я не хотела ничего выпытывать у тебя. Я просто хочу тебя понять…
— Чтобы меня понять, нужно время, детка. Долго-долго надо учиться заботиться о других, а я ведь к этому не привык. Тебе придется помогать мне. Иногда я впадаю в гнусное настроение, но я хочу научиться хоть что-нибудь давать другим, а не только брать. Но, черт побери…
— Осторожно, — сказала она, содрогаясь. — Ты слишком раскрываешься. И я могу… я даже, наверное, могу кончить тем, что ты мне понравишься, и… может, из-за этого я наскучу тебе?
Он положил руки на ее плечи и пытливо посмотрел ей в глаза.
— Наверное, это как раз то, что мне нужно: без устали трудиться над тем, чтобы убедить тебя в том, что я тебе нравлюсь. К тому же ты меня заинтересовала настолько, что я хочу достичь твоих глубин, запрятанных под оболочкой мягкой сексапильной кисоньки, чтобы докопаться до истины, какой бы она ни была.
Она почти что ждала, что вслед за этим он уложит ее на постель, но он вместо этого осторожно поцеловал ее в лоб.
— О'кей, хватит душевных мук. Почему бы нам не позвонить твоей матушке прямо сейчас, чтобы успеть до того момента, когда Джемисон объявит ужин.
Ева покорно согласилась. Брэнт продолжал удивлять ее, черт его подери, причем делал это настолько часто, что ее постоянно разбирало любопытство. Может быть, именно это он подразумевал, когда говорил о проникновении в глубины?
Глава 33
Брэнт еще раз удивил Еву до глубины души, когда она увидела, что он, по всей видимости, по-настоящему полюбил ее мать. Она ждала, что после первоначального шока он понравится матери или, по крайней мере, ей понравится мысль о том, что дочь наконец-то выходит замуж. А много ли матерей может с гордостью сказать, что являются тещами миллионеров?
Мать, как обычно, сначала была крайне смущена, потом начала обнимать и целовать их. Младшие дети глазели с безопасного расстояния — на первых порах, а потом потихоньку стали подходить все ближе и ближе, чтобы, в конце концов, повиснуть на Брэнте.
— Эй, а ты правда собираешься жениться на Еве? Она нам говорила, что никогда не выйдет замуж.