Это женственный, романтичный тип, в духе Спящей Красавицы – моя девушка сказала бы, что у нее заморенный вид, поскольку у женщины прелестное лицо и морщинки от улыбки у рта.
Я не вполне уверен, что она смотрит на меня, у меня не такое уж хорошее зрение, так что, хотя я и заметил ее пухлую верхнюю губу, насчет направления взгляда мог и ошибиться. Возможно, она смотрит в окно, возле которого я сижу. Или на бизнесмена за столиком передо мной, или на секретаршу за мной.
И все же я решаю рискнуть. Сам не знаю почему. Это на меня не похоже. Возможно, после того, как я решительно отверг одну женщину, мне нужно столь же решительно пойти навстречу другой. Призвав все свое мужество, я улыбаюсь ей, как бы бессознательно выпячивая верхнюю губу, чтобы у нас было что-то общее.
Она оплачивает счет и направляется ко мне. Когда она садится напротив меня, ее живот мягко соприкасается с краем столика, и от этого три кубика моего зеленого желе начинают трястись.
Я думаю, что бы сказать, и тут она говорит:
– Мне нравится ваш рот.
– Взаимно, – отвечаю я тоном Джеймса Бонда. Просто удивительно, как мне везет: после того, как она упомянула мой рот, у меня появилась возможность дать этот убойной силы ответ, превосходящий все, что мне доводилось слышать в кино.
К моей великой досаде этот ответ, по-видимому, вызвал у нее раздражение.
– Я не в том смысле, – говорит она. – Я изучаю черты лица людей, и ваш рот хорош просто в эстетическом плане.
Меня так и тянет повторить «Взаимно», но я не осмеливаюсь.
– Спасибо, – отвечаю я.
Я подцепляю ложкой большой зеленый кубик желе, но у меня так дрожит рука, что я не успеваю донести его до рта, и желе шлепается обратно на тарелку.
– Вам бы следовало разрезать его пополам, – советует женщина. – Он слишком большой.
Я пытаюсь определить, нет ли в ее словах сексуального намека, но уверенности у меня нет.
– Да, следовало, – соглашаюсь я и кладу ложку.
В первый раз с тех пор, как женщина села, она улыбается. Указывая на книгу, лежащую на столе, она спрашивает:
– Что вы читаете?
– «Обитель радости».
– Хорошая книга?
– Да, великолепная. Вы не читали?
Она качает головой и задает следующий вопрос:
– Вы работаете неподалеку?
– Да, тут рядом. А вы?
– Пожалуй. Что у вас за работа? – спрашивает она.
– Боюсь, она не очень интересная. Я работаю в журнале «Экран». Занимаюсь проверкой фактов.
– Я знаю «Экран». Покупала несколько раз. Он очень занятный.
– Спасибо. – Наверно, именно так мне следует ответить. – А чем занимаетесь вы?
– Я художница.
– О, как мило! Ваши работы сейчас где-нибудь экспонируются?
– Да. – Она делает паузу. – Я работаю дома.
– Должно быть, лучше всего художникам работается дома, – говорю я, несколько обескураженный тем, что она внезапно сменила тему. – Каким жанром живописи вы занимаетесь?
– Люди. Я пишу людей.
– Я люблю людей. Я имею в виду – портреты. Они абстрактные?
– Нет. Впрочем, все в каком-то смысле абстрактно, не правда ли? Но нет, строго говоря, мои портреты не абстрактны.
– Итак, вы пишете людей. Вот почему вы сказали, что изучаете черты лица. Ведь вы их пишете.
– Да, поэтому, – соглашается она.
– Какие типажи вы пишете?
– На самом деле я не пишу «типажи», если только не называть мужчин типажом. Я пишу мужчин.
– Какого типа мужчин?
– Вообще-то я не пишу «типы» мужчин, если только не называть «типом» обнаженных мужчин. Является ли обнаженный мужчина типом мужчин? Мужчины определенного типа почти никогда не бывают обнаженными. С другой стороны, есть такие – и это тоже тип, – которые порой бывают обнаженными. К какому типу принадлежите вы?
Я пристально смотрю на прозрачную зелень желе, которое чуть заметно подрагивает между нами. Интересно, содержится ли в ее вопросе эротический намек?
– Это трудно определить, – отвечаю я. – Я никогда над этим не задумывался. Ваши работы где-нибудь экспонируются? Или я вас об этом уже спрашивал?
– Мои работы публикуются в журнале «Плей-герл». В конце журнала. В каждом номере появляются две мои картины. Иногда всего одна, на весь разворот. Они помещают там мои работы уже шесть лет.
Я погружаю ложку в кубик моего зеленого десерта и подношу ко рту.
– Итак, вы пишете обнаженных мужчин, – говорю я, ощущая зеленую сладость между языком и небом.