Ну что же, это определенно должно доставить удовольствие тем, кто считает, что все несчастья и безумства в жизни этой маленькой девочки происходят от обнаженных мужчин – ведь так, моралисты дерьмовые? Они даже убили ее. Нагота опасна, злорадствуете вы. Я ведь так и говорил вам, торжествуете вы. Когда маленькие девочки делают скверные вещи, они бывают наказаны. В самом деле, очень хороший поворот событий!
– Куда вы ехали? – спрашиваю я женщину в желтой машине.
– К ветеринару.
Я заглядываю в ее машину. Там собака в коробке.
– Она больна? – спрашиваю я.
– Да.
– Ее можно вылечить?
– Нет.
– Так зачем же вы ехали к доктору?
– Чтобы ее усыпили.
– У меня был умирающий питомец, но я бы никогда его не усыпил.
– Что это был за зверек?
И тут я понимаю, что говорю о маленькой девочке. Я чуть было не сказал этой женщине, чтобы она завела рыбок, но потом передумал. Рыбки умирают легче, чем кто бы то ни было.
Приходит карета «скорой помощи». Она увозит Сару. Я тоже еду с ней. И доктор – тоже. Он хочет помочь мне, если мне потребуется помощь в моральном или эмоциональном плане.
В карете «скорой помощи» я кричу доктору, перекрывая вой сирены:
– Не говорите ее матери, что была надежда, хорошо? Скажите, что надежды не было.
– Я сделаю все, что в моих силах.
Теперь я кричу уже не из-за шума, а от злости:
– Нет, вы должны ей сказать, что не было никакой надежды. Скажите ей, что надежды совсем не было и что Сара ужасно страдала бы от своей опухоли мозга, хорошо?
– Я не стану звонить матери Сары, но если она мне позвонит, то я не буду ей лгать. Она заслуживает того, чтобы знать правду.
Я звоню леди Генриетте из больницы.
– Как вы долго! – Это первое, что она говорит, подойдя к телефону. Потом, затаив дыхание, спрашивает: – Есть надежда?
– Нет.
Молчание. И потом она очень тихо произносит:
– Вот видите, я это знала.
– Да, я помню.
Я слышу, как она плачет. Потом говорит:
– Ну что же, приезжайте домой. Уже поздно.
Теперь молчу я. Мне хочется сказать: «Хорошо». Это слово вертится у меня на кончике языка. Я уже как будто слышу его.
– Хорошо? – спрашивает она. – Пожалуйста, вы можете сейчас привезти Сару домой?
– Нет.
– Почему нет? – спрашивает она с раздражением и любопытством, но ничуть не встревожившись: ведь люди, которые умирают от болезни, просто не могут, в довершение всего, умереть от несчастного случая.
– Вам нужно включить ваш магнитофон, – советую я.
– Он уже включен.
– Вы должны приехать в больницу. Произошел несчастный случай. С Сарой.
Я говорю, что ее дочь уже мертва.
Не только нет надежды – ваша дочь уже мертва.
Меня приводит в ужас попугай, который, как только мы возвращаемся из больницы и входим в квартиру, говорит:
– Еще не пора?
Меня очень удивляет, что леди Генриетта очень серьезно отвечает попугаю:
– Да, это случилось. Она мертва.
– А еще? А еще? – повторяет бедный глупый попугай, словно подтрунивая над ее ответом. И продолжает: – Еще не пора почти? Смерть и умирание?
Попугай не убивал Сару. Какая чушь! Это улица. Виноваты обнаженные мужчины и улица. А не мой попугай. Не попугай Сары. Я беру помет попугая и разбрасываю по улице, на которой произошел несчастный случай, чтобы наказать эту улицу.
У меня такое чувство, словно я был зрителем в цирке, а сейчас представление закончилось. Там был говорящий попугай, который принадлежал бородатой леди в платье цвета солнца, которая взлетала в воздух на дельтаплане, подбрасывала монетки и убивала рыб (жестокое обращение с животными). Это было гротескное представление с крепкими запахами, слепящими красками и оглушительным шумом. Если вдуматься, то я был не только зрителем, но и артистом: хозяином слона. И я испортил представление. Слон меня ослушался и растоптал бородатую леди.
Однажды ночью мне снится странный сон – скорее кошмар. Мне снится, что мы с леди Генриеттой в кабинете у доктора, и этот доктор – первый врач Сары – говорит нам, что Сара умерла не от несчастного случая.
– Вы хотите сказать, что ее убили? – спрашиваю я, поскольку насмотрелся фильмов.
– Нет. Она умерла от опухоли мозга, как и ожидалось, – отвечает доктор в моем сне.
– А что же такое несчастный случай с машиной? Это ее опухоль мозга? – с сарказмом спрашивает Генриетта.
– Совершенно верно, – говорит доктор. – Это был новый симптом: рак.
– Рак чего?
– Рак пространства.
– Что?
– Рак пространства, или места; ее тело заполняет вселенную. Его также называют раком ее воздуха, но обычно он называется раком чьего-то пространства, места или воздуха, а не ее или его пространства, места или воздуха. Однако в данном случае, поскольку речь идет о конкретном лице, которое мы знаем, мы можем сказать «ее».