Она не знала точно, куда идти, но узкий поток людей вливался в более крупный, многие из них направлялись к гаражу. Присоединившись к случайной толпе двадцатилетней молодежи в полном рассвете своей молодости и сексуальности, Мэй попыталась заглянуть вперед. Вход в многоуровневую бетонную кладку был забаррикадирован, но у боковой двери образовалась очередь.
Мэй заняла место и держалась особняком, добрые сорок футов одиночной колонны медленно продвигались вперед, двое мужчин — каждый размером с фуру — выборочно рычали на тех, кому позволяли войти… а некоторых они реально разворачивали. Не было понятно, какова причины отказа, хотя, без сомнения, Мэй окажется в списке «не позволено»…
— Ты заблудилась или что?
Вопрос пришлось повторить, прежде чем Мэй поняла, что к ней обращаются, и, когда она обернулась, две девушки — ну, женщины — выглядели такими же впечатленными, какими будут вышибалы при виде Мэй.
— Нет, я не заблудилась.
Та, что стояла справа — у нее была татуировка под глазом курсивом «Папина дочя» — подалась вперед.
— А я думаю, ты попутала берега.
Ее зрачки были настолько расширены, что за ними не видно радужной оболочки, а брови выщипаны в такую тонкую проволоку, что на них… нет, подождите, это тоже были татуировки. На кончики накладных ресниц нанизаны маленькие розовые стразы, которые сочетались с розово-черным нарядом, больше похожим на маскарадный костюм, чем на одежду, а пирсинг в некоторых местах заставлял молиться о том, чтобы у женщины никогда не возникло насморка или пищевого отравления.
И для особо любопытных встал вопрос, была ли ошибка в слове «доча» намеренной, или работа мастера продавалась по буквам, и у кого-то не хватило мелочи на первую букву в алфавите.
— Нет, — ответила Мэй.
Женщина вышла вперед, выставив грудь, как Барбарелла, хотя она, вероятно, понятия не имела, кто такая Джейн Фонда сейчас, не говоря уже о том, кем была актриса в шестидесятые годы.
— Катись отсюда.
Мэй посмотрела на потрескавшийся тротуар, на котором они все стояли. Сорняки пробились сквозь трещины, хотя из-за зимы все было засохшим и мертвым.
— Нет, я не уйду.
Вторая дама рядом с агрессоршей закурила сигарету со скучающим выражением на лице. Возможно, подобные наезды происходили часто, и драма ее подруги давно потеряла свою привлекательность…
— Ты, мать твою, свалишь отсюда.
Папина дочя ударила Мэй обеими ладонями по плечам с такой силой, что та чуть не перевернулась вверх тормашками, тяжело приземлившись на утрамбованную землю. Единственная хорошая новость заключалась в том, что ее сумочка удержалась на сорванном ремешке и ничего не выпало. Когда ошеломленное недоверие заняло большую часть пространства в мозгу Мэй, она подняла глаза.
Папина дочя стояла над своей добычей, в своем супергеройском превосходстве, руки на бедрах, ноги на высоких каблуках расставлены на ширине плеч, за ее спиной развевался невидимый плащ садистской радости от издевательства над кем-то.
Остальные в очереди смотрели на нее, но никто не приходил на помощь, и никого не впечатлила папина дочя, ровно как и она сама.
Мэй оперлась ладонью о бетон и оттолкнулась, поднявшись в полный рост — хотя все равно рядом с выскочкой на высоченных каблуках — казалась низкой неудачницей, если не хуже.
— Уходи отсюда, — прошипела женщина. — Ты здесь чужая.
Она выбросила руки, снова попав в то же самое место, как будто это был хорошо отработанный выпад, отточенный навык. Но у Мэй также был кое-какой опыт. Она отшатнулась, взмахнула руками, вытанцовывая ногами словно чечетку, ее тело накренилось, готовое к схватке, и она впала в какое-то глубокое онемение. Она ничего не чувствовала, ни нарушенного равновесия, ни порывистого ветра в волосах, ни прохладного воздуха в легких.
Было удивительно, что ей удалось взять себя в руки.
Папина дочя не дала ей времени на восстановление. Женщина, согнувшись как полузащитник, бросилась вперед…
Рука Мэй вылетела сама по себе, выстрелив вперед, словно ветка дерева. И человеческая женщина врезалась передней частью горла прямо в открытую ладонь. Мгновенный контакт был установлен, пальцы Мэй крепко сомкнулись.
После чего последовала контратака.
Мэй двинулась вперед, убирая женщину с пути, и пока папина дочя изо всех сил пыталась приспособиться к движению назад, цепляясь острыми каблуками за землю, Мэй помогла ей, приподняв за горло так, что красивые ноги болтались в воздухе. Тем временем длинные когти, украшенные бриллиантами и завитками розового цвета, пытались вцепиться в хватку на горле, но безуспешно, ногти ломались, один из них ударился о подбородок Мэй и растворился в воздухе.