— Папа сказал, что это был взлом.
Рори кивнула.
— Да, посреди ночи кто-то вломился в мой салон. Сработала охранная сигнализация, и тот, кто вломился, не стал задерживаться. Но приехала полиция, и вот так мой мир разбился вдребезги. Я потеряла твоего отца. Свою свободу. Пять лет с тобой. И, по словам врачей, Роуз вряд ли бы дожила до моего выхода из тюрьмы. Но она выжила. Она полностью выздоровела.
— А папа? Как он узнал о вас двоих?
— Мы разговаривали перед судом. Он не понимал, зачем мне выращивать марихуану для подруги, с которой я познакомилась через свой салон. Зачем мне так рисковать? И он все копал, и копал, пока я не раскололась. Я сказала ему, что сделала это, потому что была влюблена в Роуз.
— Ты любила ее больше, чем меня.
Рори снова и снова качала головой.
— Нет. Я никогда и никого не любила и не буду любить так, как тебя.
— И все же ты решила сделать что-то, что отняло тебя у меня.
Она продолжала трясти головой, зажмурив глаза.
— Я… я ни на минуту не думала, что меня поймают. Я не думала, что кто-то вломится в мой салон и приведет полицию прямо ко мне.
— Ну, это случилось. Так ты сожалеешь об этом?
Рори колебалась. Это и был мой ответ.
— Я переночую в аэропорту. — Я протопала мимо нее.
— Подожди! Нет! Просто… — Она схватила меня за руку, ее ладонь скользнула вниз к моему запястью, когда она наклонила свое тело, чтобы сгорбиться передо мной, низко опустив голову. — Да… — Ее голос оборвался.
Я не хотела плакать о ней. Она не заслуживала моих слез. Рори разрушила нашу семью. Она уничтожила нас.
— Да… — Она всхлипнула. — Я сожалею о своей глупости и безрассудстве. Я сожалею о том, что рисковала столь многим, когда ты была… была моим миром. Мне очень жаль.
Ее честность и извинения что-то значили, но я не была уверена, что именно. Мне нужно было время, чтобы подумать. После того, как я пять лет верила в одно и то же, я не могла стереть свои мысли и чувства, чтобы принять ее версию истории. Пока нет.
— Я вернусь в воскресенье, но не знаю, останусь ли здесь. Я просто… не знаю. — Я отстранилась, пока она продолжала всхлипывать.
***
В субботу к полудню я прибыла в Хьюстон. Мои бабушка и дедушка пригласили меня на обед. Я сделала храброе лицо и рассказала о том, как мне было весело в Колорадо. Интересная смесь правды и лжи.
По дороге к ним домой после того, как мы вышли из ресторана, я получила сообщение от Фишера.
Фишер: Если ты не умерла, напиши Рори и скажи ей, что ты благополучно добралась до Хьюстона. Только не будь при этом полной задницей.
Я перечитала сообщение три раза, чтобы убедиться в том, что вижу на экране. Фишер называл меня полной задницей или, по крайней мере, частично задницей, поскольку намекал, что если я не напишу Рори, то стану «полной».
Подобно нечистым и греховным мыслям, которые часто приходили мне в голову, но никогда не покидали ее, я набрала свой ответ, зная, что никогда не отправлю его. Отправить его было бы равносильно тому, чтобы сказать его, а я никогда бы не сказал этого никому, даже Фишеру.
Риз: Пошел на хер!
Я улыбнулась экрану, позволив себе насладиться своей храбростью всего несколько секунд, прежде чем удалить сообщение и ответить на него с позиции «Чтобы сделал Иисус».
— Оставайся на своей полосе! — Дедушка посигналил, быстро свернув на обочину, и движением моего большого пальца я отправила сообщение.
Оно отправилось.
— Боже мой, — прошептала я.
— Ты в порядке, дорогая? — Бабушка посмотрела на меня через плечо.
Сглотнув, медленно кивнула, но я не была в порядке. Я была в ужасе.
Мой телефон завибрировал от нового сообщения от Фишера.
Фишер: Я сообщу ей, что ты не умерла.
Я была в недоумении. Ответить? Сказать ему, что это была ошибка? Сделать автокоррекцию? Может быть, мой автокорректор по умолчанию говорит: «Пошел на хер!»?
Я не стала отвечать ему.
Вместо этого я сосредоточилась на бабушке и дедушке, подготовилась к вечеринке, ответила на миллион вопросов о своем лете в Колорадо и легла спать чуть позже десяти.
На следующее утро мы посетили церковную службу и совместный обед. Опять вопросы. Больше фальшивых улыбок и полуправды.
По дороге в аэропорт во второй половине дня я выведала у бабушки.
— Я работаю с одной девушкой. Лесбиянкой. Она такая милая, и ее девушка тоже. Как ты думаешь, это неправильно?