— У меня был парень. Вообще-то, два.
— И… — Ее ухмылка превратилась в нечто странное. Ухмылка, как у моих подруг после свидания.
Было трудно отделить Рори от мамы. На самом деле, я еще не называла ее по имени, потому что не была уверена, как мне следует ее называть.
— И в тот, и в другой раз это длилось недолго.
— И это все? — она приподняла бровь. — Это все, чем ты готова поделиться? А как насчет твоего первого поцелуя?
Я пожала плечами.
— Все было нормально.
— Ты выглядишь нерешительной. Это потому, что я твоя мама? Раньше мы постоянно разговаривали о всякой ерунде. Ты приходила домой из школы и рассказывала мне о своем дне. — Она вздохнула с довольной улыбкой, как будто ее пяти лет в тюрьме никогда не было. Как будто мы должны были вернуться к тому, на чем остановились.
Я вспомнила, как смотрела сериал о самолете, который исчез, а потом вернулся спустя годы. Семьи предполагали, что самолет потерпел крушение, и выживших не было. И когда самолет вернулся домой, все было по-другому. Дети были старше. Супруги снова женились. Но люди в самолете не могли этого понять, потому что для них ничего не изменилось. Время, проведенное моей мамой в тюрьме, было похоже на ее пребывание в том самолете.
— Я хотела навестить тебя в тюрьме. — Я сменила тему разговора на то, о чем, как я представляла, мы будем говорить.
Почему папа убедил меня, что в моих интересах не навещать ее.
Почему я не стала настаивать на том, чтобы увидеться с ней после его смерти.
Что я чувствовала в те три раза, когда мне удалось увидеться с ее родителями.
Каково это — быть в тюрьме.
Как это изменило ее.
Буквально все, кроме моей личной жизни и подробностей моего первого поцелуя.
— Я знаю. — Она нахмурилась и опустила подбородок. — Я имею в виду… Я не знала, но в глубине души верила в это. Я знала, что кто-то, вероятно, забил твою голову причинами, по которым тебе лучше не посещать меня. И честно говоря, были моменты, когда я была рада, что ты не видел меня в том месте. Но… — она подняла голову и принужденно улыбнулась, — Это все в прошлом. Сейчас настоящее. Если ты не хочешь ничего из этого переживать, если ты не хочешь делиться со мной своими «первыми», то нам не нужно этого делать. Мы можем начать все с чистого листа. Ну… — Ее глаза драматично закатились, как я миллион раз делала со своим отцом. — Мы можем начать все сначала, когда я вернусь из Лос-Анджелеса. Я уезжаю через два дня.
Два дня.
У меня было два дня до того, как моя мама, которая во многом была мне чужой, оставит меня здесь с обнаженным рыбаком.
***
Этот звук… эхо сирены. Мне не нужно было думать дважды. Я знала, что она извещает о приближении торнадо. Прям везение. Моя первая ночь в Денвере, первая ночь с моей мамой за последние пять лет, и тут включилась сирена.
— Риз, милая, иди с нами в заднюю комнату. — Рори просунула голову в мою комнату и посветила на меня фонариком.
Я села в кровати и протерла глаза. Сделав два шага, я замерла.
— О! — мои руки накрыли грудь. Они не выпирали наружу или что-то в этом роде. На мне была тонкая белая майка, без лифчика. — Божечки, ты…
Обнаженный рыбак (ладно, на нем были шорты) посмотрел на меня и нацепил ухмылку, которая не была такой уж утешительной.
— Да, я. Подвал — самое безопасное место. Подсобное помещение. Пошли.
Он поднял горящий фонарик, один из тех длинных металлических.
Я прикрыла глаза одной рукой, а другой стащила одеяло с кровати.
— Я не помню, когда в последний раз слышал звук сирены, не считая учений, — сказал Фишер, закрывая дверь в недостроенное подсобное помещение.
— Мы должны помолиться. Я могу это сделать.
Мама и Фишер уставились на меня, не моргая, когда мы собрались в небольшой круг, сидя на больших пластиковых контейнерах, подобных тем, которые она использовала для хранения моей старой одежды и сентиментальных вещей из моего детства. Мне было интересно, что с ними случилось.
— Конечно. — Мама улыбнулась. — Это не повредит. Хочешь, чтобы мы взялись за руки?
Глядя на обнаженного рыбака, я медленно покачала головой.
— Мы не обязаны.
— Что за черт. Если мы просим Бога пощадить наши жизни, то взяться за руки — лучший способ показать свою искренность. — Он схватил мамину руку, а затем мою.
Она казалась маленькой в его сильной, мозолистой руке. Теплой. Незнакомой. И это спутало мои мысли. Я перемотала мысли назад, представляя, как он ухмыляется мне, одетый в одно лишь низко завязанное полотенце.
Кубики пресса.