– Вы слышали, что было сказано? – спросил он.
«Афродита» породила у меня весьма странное ощущение. Хотя мне не доводилось здесь бывать раньше, я почувствовал, что нахожусь далеко не в восторге от заведения. Но все же мне пришлось войти. В помещении царила темнота или, по крайней мере, так казалось после слепящего солнца на Шестой улице. Когда глаза свыклись с полумраком, я почти пожалел, что здесь не стоит полная тьма. Я увидел, что напоролся на двух самых опасных типов городского преступного мира. Этих двоих я знал, двое других, неизвестных мне, выглядели тоже по меньшей мере зловеще. С ними была женщина, которую я видел с некоторыми рэкетирами. Все пятеро сидели за столом чуть слева от меня.
Обладатель низкого голоса произнес:
– Будь я проклят, если это не Скотт. Нам, парни, оказана великая честь.
Это был молодой, абсолютно лысый китаец чуть старше двадцати лет и, кажется, дюйма на два выше и фунтов на двадцать тяжелее меня.
В свое время китаец здорово играл центровым в футбольной команде колледжа. Как-то он нес вокруг поля транспарант с надписью «Футбол», транспарант разорвался, и в его руках осталась лишь часть: «Фу». Это стало его прозвищем, которое он пронес через все годы учебы и притащил с собой в преступную среду. Там, поскольку он был молод и лыс, как куриное яйцо, его окрестили Свежее Яйцо Фу.
Фу так долго играл центровым, что у него произошло разжижение мозгов. Он перестал кому-либо доверять. К этому надо добавить, что Фу был начисто лишен чувства юмора и малейшего намека на воспитанность.
Спросите его – который час, и он в ответ трахнет вас часами по черепу.
Вот такой обаятельный тип этот Фу.
Рядом с ним расположился второй мой знакомый – лопоухий бандит по кличке Страйк. Я припомнил, что девица с ними была раньше королевой бурлеска. Пять лет назад она была знаменита и популярна. Ее все звали Бэби-киска, теперь «киска» трансформировалась в «сиську», что служило предметом многочисленных шуток в ее окружении.
– Привет, Фу, – наконец сказал я.
Ответа не последовало, меня приветствовало молчание, и я прошел к стойке бара.
В стене позади меня за толстым стеклом в мягком свете вырисовывалось несколько макетов деревьев, увитых искусственными лианами, на них перепархивало полдюжины необычных тропических птиц со сверкающим оперением. Я уселся на табурет перед стойкой, слева от меня и чуть сзади находилась маленькая танцевальная площадка.
Белая куртка оказалась с другой стороны стойки, и я спросил:
– Пиво имеется?
– Клуб закрыт до семи. О чем вы хотели поговорить?
Фу скомандовал из-за стола:
– Отпусти ему пива, Джо. За наш счет, Скотт.
Я, не оборачиваясь, поблагодарил. Бармен откупорил бутылку «Акме» и пустил – ее ко мне по стойке.
– Вы же не пользуетесь стаканами, не так ли?
– Не в этом заведении. Скажите мне, Джо, насколько хорошо вы знали Пола Йетса в то время, когда он здесь ошивался?
Он протирал поверхность стойки мягкой тряпкой и, когда я произнес «Пол Йетс», замер на секунду. В то же мгновение умолкли голоса за столом позади меня.
– Я не думаю, что этот человек мне вообще знаком.
– Вы должны его знать. Насколько мне известно, он частенько здесь бывал. Последний раз – в прошлую субботу. Он детектив.
– Как и вы?
– Почти. Различие в том, что он мертв.
До меня долетели обрывки возобновившейся за столом беседы. За стойкой на стене влево и вправо тянулось зеркало, в полумраке можно было различить отражение пятерых. Все пятеро были на месте.
– Нет, все равно не припоминаю такого, – сказал Джо.
– Хорошо, попытаемся с другими: Эндон Пупелл? (Никакой реакции.) Гарлик? (Он продолжал вытирать стойку.) Хуанита? Может быть, вы когда-нибудь слышали это имя?
– Боюсь, что нет, – осклабился бармен. – Не знаю никого из названных вами. И, боюсь, не буду знать, кого бы вам ни вздумалось упомянуть в следующий раз.
Я медленно отпил из бутылки и лениво произнес:
– Держу пари, Джо, что вы даже не знаете, какой сегодня день.
Он явно был в недоумении. Я пояснил:
– Это день, когда вы сильно пострадали. Вы так шутили и веселились, что у вас от улыбки сломалась челюсть. И это произошло... – я ухмыльнулся, посмотрел на него и на часы – было почти пять. – Это произошло ровно в пять, то есть через две минуты. Итак, я снова спрашиваю о Йетсе.
На этот раз в зеркале было заметно какое-то движение. Пока Джо стоял и облизывал губы, как будто они были намазаны патокой, я не отрывал взгляда от зеркала. Я не слышал звука резко отодвигаемых стульев, но три фигуры уже стояли вокруг стола. За стеклянной стеной пара пташек захлопала крыльями. Двое из застольной компании вразвалку подошли к стойке. Еще один встал у входной двери, повернувшись к ней спиной.
Свежее Яйцо Фу уселся на табурет справа от меня. Второй не принадлежал к числу моих знакомых. Он занял место слева, поставив с громким стуком металлическую пивную банку перед собой на стойку. Небольшого роста, широкий, как шкаф, он был одет в обтягивающую трикотажную рубашку с короткими рукавами, так что были видны могучие бицепсы и бугры мышц предплечья.
Никто не промолвил ни слова. Я слегка отклонился назад вместе с табуретом, чтобы проверить, не прикреплен ли он к полу. Табурет двигался.
Силач слева поместил банку между широкими ладонями и раздавил без видимого усилия.
– Меня зовут Малыш, – сообщил он. – Просто Малыш. Хочу услышать, что вы счастливы познакомиться со мной. Как вам это понравилось? – Он держал сплющенную банку двумя пальцами.
– Вы сжульничали, – сказал я, – употребив обе руки.
Он оскалился от напряжения, стараясь вникнуть в смысл моих слов.
Однако я обращал основное внимание на бармена, а не на Малыша. Джо в свою очередь смотрел не на меня, а на Фу, который был справа, вне моего поля зрения. Как только веки Джо неожиданно дрогнули, я оттолкнулся ладонями от стойки и отклонился назад, а когда мои ноги коснулись пола, быстро нагнулся, схватив табурет у нижней перекладины. Кулак Фу просвистел в пустоте, там, где только что находилась моя голова.
Огромный кулачище казался еще больше из-за двухфунтового металлического кастета, надетого на пальцы. Если бы он попал в меня, то, наверное, раскроил бы череп, но он промазал, и я успел подняться и занести табурет для удара.
Фу вытянулся вперед, потеряв равновесие после промаха, весь его вес был вложен в правую руку, он полулежал на стойке. Но окончательно Фу улегся после моего удара. Металлическая окантовка сиденья отскочила от его лысого черепа с радующим сердце звуком. Теперь он лежал на стойке, широко раскинув руки. Малыш хрюкнул, и я повернулся к нему лицом.
Кулак врезался в грудь, отбросив меня назад, однако я сумел удержаться на ногах. Малыш наступал. Табурет все еще был в моих руках на уровне головы, ножки смотрели направо, я развернулся, и одна из ножек вошла в соприкосновение со скулой Малыша. Хотя на металлической ножке был резиновый наконечник, удар был достаточно силен, чтобы остановить моего противника. За моей спиной у стола послышался звук падающего стула, но времени оглядываться не было. Малыш тряс головой, и я не имел никакого права дать ему прийти в себя. Табурет описал в моих руках дугу и опустился на его череп. Малыш рухнул, словно бык под ударом молота.
Теперь он долго не придет в себя. Я продолжал размахивать табуретом, однако на сей раз безрезультатно. Сзади на мою шею обрушился удар кулака и навалилось тяжелое тело. Я споткнулся обо что-то и упал, нападавший оказался сверху. Его пальцы вцепились в мое горло, я откатился от стойки по полу, но он висел на мне. Я поджал колени, свел обе руки вместе и с силой направил вверх между сжавшими мою шею кистями. Его ладони разлетелись в стороны, и я попытался ударить противника в солнечное сплетение, но промахнулся и ушиб пальцы о грудную кость. Этот удар не нокаутировал моего врага, он лишь заставил его отклониться назад. Сзади меня раздался топот, и чья-то нога ударила меня под ребра. Бок прорезала острая боль.