Я выпрямился, неторопливо сжал правую руку в кулак, потом опять расслабил пальцы:
– Послушайте, друг мой, я могу сделать так, что вы раскроете свою пасть гораздо шире моей, если вам того хочется. Вы можете срывать зло на ком угодно, но если у вас есть претензии ко мне, выкладывайте их вежливо.
Однако меня ждал сюрприз. Вся воинственность вдруг оставила Пупелла. Он проглотил слюну и слегка высунул язык, обнажив зубы. Это были замечательные зубы, ровные, как кусочки сахара, и просто белоснежные.
Он покосился на мою слегка приподнятую правую руку, повернулся на каблуках и зашагал прочь.
Блондинка на диване осталась в одиночестве, и я подошел к ней. Если красотка – девушка Эндона, тем лучше. Он меня настолько вывел из себя, что просто грех было не попытаться встрять между ними. По совести говоря, я намеревался сделать это еще до того, как вышел из себя. Из всех женщин, сшивающихся вокруг, она была, по-видимому, единственной, которая не побежала бы в «Скорую помощь» при одном виде крови. Я надеялся, что она любит общество, а не только свое положение в нем.
– Салют, – начал я, – хотите раздобуду для вас выпивку, или норковое манто, или что-нибудь еще в этом роде?
Она улыбнулась. Прекрасно. Зубы почти такие же красивые, как у Пупелла. Кроме того, с высоты моего роста и с того места, где я находился, было заметно, что она обладала прелестями, которых вовсе не было у последнего.
– Благодарю вас, не надо, – сказала она. – Однако можете сесть. Мне показалось, что вам не очень-то удобно там у стены.
– Так, значит, вы обратили на меня внимание?
– Я решила, что кто-то повесил модернистскую картину. – Она улыбнулась, и улыбка была вовсе не холодной. – Хотя сама предпочитаю старых мастеров.
– Почему вы думаете, что я не старый мастер?
– Вы не старый и никакой не мастер.
– Очень мило. Я вынужден признать, что мои лохмотья слишком живописны, однако я пытаюсь внедрить в общество свежий стиль.
Она покачала головой:
– Нет, правда, вы это сделали нарочно или вам никто не говорил, как следует одеваться для званого ужина?
– Я не собираюсь питаться при помощи моего одеяния. Честно говоря, можно вообще отказаться от еды.
Я сказал правду, потому что в скитаниях по дому наткнулся на бесконечно длинный обеденный стол, уставленный приборами, карточками с именами гостей и даже меню, отпечатанными в типографии. Все меню были на французском языке.
– Я просто боюсь есть, когда не могу прочитать, что передо мной в тарелке, – продолжал я.
– Придется мне переводить для вас, – рассмеялась она.
– Показуха. Однажды я организую ужин для этой команды, только меню будут напечатаны на абиссинском. Тогда поглядим, какие они эрудиты.
Девица немножко похихикала, и в течение нескольких минут мы толковали о сущих пустяках. Последовал вопрос ко мне:
– Вы знакомы с Пуппи, правда?
– Не очень близко, – ответил я, – или, скажем, недостаточно близко.
Она либо не поняла скрытого смысла моих слов, либо Пуппи тоже не был предметом ее восхищения. Во всяком случае, улыбка не оставляла ее, когда я продолжил беседу, исходя из предположения, что наши позиции совпадают.
– Он любопытный человек, – сказала она. – С ним так интересно говорить. Вы согласны?
Я поддержал эту забавную шутку:
– Бесспорно. Интереснее я беседовал лишь с попугаем.
Она слегка сморщила лобик:
– Вы думаете, он недостаточно умен? Или интеллигентен?
О, она была неподражаема, с каменным лицом говоря как будто серьезно.
– Этот парень заметит, что промок, только когда будет тонуть. Но с другой стороны, клетки его мозга...
Неожиданно я обнаружил, что оказался с нашей хохмой один на один.
Блондинка вовсе не шутила. Последовал приказ весьма серьезным голосом:
– Отправляйтесь к своей стене.
– Подождите минуточку, я...
– Нечего ждать.
– О'кей, мисс. – Я поднялся. – Мисс кто? Имею я право знать, кого я так оскорбил? Кому я нанес обиду?
Она ответила ледяным тоном:
– Меня зовут мисс Редстоун. Вера Редстоун.
Вдруг она энергично замотала головой:
– Проклятье. Второй раз за один вечер. Я уже не мисс Редстоун. Я миссис Пупелл. Эндон – мой муж. Мы поженились всего две недели назад, и я употребляю старое имя. Однако почему я это вам рассказываю?
Я опять уселся.
– Вы дочь миссис Редстоун? И его жена?
– Именно.
– Так, – заметил я, – значит, вы говорили об Эндоне. Тогда должен сказать, что он просто сказочный принц.
Мои слова пропали втуне.
– Убирайтесь к своей стене.
Что ж, ничего страшного. Я не волочусь за чужими женами. Особенно когда они пребывают в этом качестве лишь пару недель.
В этот момент кто-то нежно постукал меня по плечу. Я поднялся, оглянулся и увидел перед собой Гарлика. Его морда, возникшая так неожиданно и столь близко, вызывала крайне неприятные чувства. Давая кличку, его приятели из уголовного мира продемонстрировали полное отсутствие фантазии. Никто не спросит, почему Гарлика прозвали Гарликом, особенно если окажется вблизи него. Я чуть не умер от удушья.
– Привет, – сказал он негромко.
Я выдохнул, приставил указательный палец к его груди и слегка оттолкнул. Гарлик отступил примерно на шаг и произнес:
– Один человек хотел бы поговорить с вами на природе.
– Кто этот человек?
– Я.
– Ну так иди и подожди под звездами.
– Пойдем вместе.
Я посмотрел сверху вниз на Веру, миссис Пупелл. Она морщилась от отвращения.
– Кто пригласил сюда эту обезьяну?
Вера бросила на меня взгляд:
– Не знаю. Мама сама составляла список гостей. Сегодня она сделала, как минимум, две ошибки.
Я вернулся к своей стене и оперся о нее спиной. Мне надоело это собрание, я хотел, чтобы поскорее объявилась миссис Редстоун и забрала меня отсюда. Гарлик никак не желал отстать.
– Так вы идете?
– Сгинь отсюда, Гарлик!
Мы не были знакомы, хотя я время от времени видел его там и сям.
Поскольку я знал его имя, можно было с уверенностью заключить, что он не только знает, как меня зовут, но и мою профессию. Большая часть уголовщины в районе Лос-Анджелес – Голливуд знала меня, потому что я отправил многих из их круга за решетку, а нескольких – на Форест – Лаун. Так называется наше кладбище.
– Я не уступлю, Скотт, и заставлю тебя свалить отсюда. Ты нарушаешь похоронный вид этого мероприятия.
– Похоронный?
– Угу, похоронный. – Он осклабился, выдохнув мне в лицо: – Пойдем. – Пальцы его впились мне в руку.
Разговор о похоронах стал мне надоедать. Пустой стакан все еще был у меня в правой руке, я поднял его на уровень груди и сказал:
– Пожалуйста, Гарлик, отпусти меня, да побыстрее.
У него оказались очень сильные пальцы, они до боли стискивали мой бицепс. Я быстро огляделся, никто не пялился на нас. Когда Гарлик еще сильнее сжал мне руку, чтобы провести к выходу, я выронил стакан, плотно сжал четыре пальца и нанес колющий удар ему в горло. Мои пальцы воткнулись в адамово яблоко в то мгновение, когда стакан запрыгал по полу. Смешной скрип раздался у него в глотке. Я знал, что некоторое время он не сможет издать ни звука. Лицо Гарлика покраснело, он сжал кулаки. Я поднял стакан, не сводя с противника взгляда.
Обхватив дно посудины ладонью, я навел на лицо Гарлика стакан, как крошечную пушку. Забыв, где мы находимся, Гарлик готов был нанести крюк справа, но я слегка повращал стеклом и негромко сказал:
– Сейчас я сделаю на твоей роже надрезы, как на первоклассном бифштексе. Может быть, даже сумею заодно вырезать твой глаз. Я по-хорошему просил оставить меня в покое. Но если тебе так не терпится, мы можем пройти тур вальса и здесь, на балу.
Его рожа стала еще краснее, но он воздержался от крюка справа. Выдавив из себя воздух, он хрипло прошипел:
– Ты, сукин сын. Я, я тебя убью.
Резко повернувшись, Гарлик отошел от меня на несколько шагов. Там он остановился, судорожно сжимая и разжимая свои большие лапы, затем растер горло.