— Благодарю вас, не надо, — сказала она. — Однако можете сесть. Мне показалось, что вам не очень-то удобно там у стены.
— Так, значит, вы обратили на меня внимание?
— Я решила, что кто-то повесил модернистскую картину. — Она улыбнулась, и улыбка была вовсе не холодной. — Хотя сама предпочитаю старых мастеров.
— Почему вы думаете, что я не старый мастер?
— Вы не старый и никакой не мастер.
— Очень мило. Я вынужден признать, что мои лохмотья слишком живописны, однако я пытаюсь внедрить в общество свежий стиль.
Она покачала головой:
— Нет, правда, вы это сделали нарочно или вам никто не говорил, как следует одеваться для званого ужина?
— Я не собираюсь питаться при помощи моего одеяния. Честно говоря, можно вообще отказаться от еды.
Я сказал правду, потому что в скитаниях по дому наткнулся на бесконечно длинный обеденный стол, уставленный приборами, карточками с именами гостей и даже меню, отпечатанными в типографии. Все меню были на французском языке.
— Я просто боюсь есть, когда не могу прочитать, что передо мной в тарелке, — продолжал я.
— Придется мне переводить для вас, — рассмеялась она.
— Показуха. Однажды я организую ужин для этой команды, только меню будут напечатаны на абиссинском. Тогда поглядим, какие они эрудиты.
Девица немножко похихикала, и в течение нескольких минут мы толковали о сущих пустяках. Последовал вопрос ко мне:
— Вы знакомы с Пуппи, правда?
— Не очень близко, — ответил я, — или, скажем, недостаточно близко.
Она либо не поняла скрытого смысла моих слов, либо Пуппи тоже не был предметом ее восхищения. Во всяком случае, улыбка не оставляла ее, когда я продолжил беседу, исходя из предположения, что наши позиции совпадают.
— Он любопытный человек, — сказала она. — С ним так интересно говорить. Вы согласны?
Я поддержал эту забавную шутку:
— Бесспорно. Интереснее я беседовал лишь с попугаем.
Она слегка сморщила лобик:
— Вы думаете, он недостаточно умен? Или интеллигентен?
О, она была неподражаема, с каменным лицом говоря как будто серьезно.
— Этот парень заметит, что промок, только когда будет тонуть. Но с другой стороны, клетки его мозга...
Неожиданно я обнаружил, что оказался с нашей хохмой один на один.
Блондинка вовсе не шутила. Последовал приказ весьма серьезным голосом:
— Отправляйтесь к своей стене.
— Подождите минуточку, я...
— Нечего ждать.
— О'кей, мисс. — Я поднялся. — Мисс кто? Имею я право знать, кого я так оскорбил? Кому я нанес обиду?
Она ответила ледяным тоном:
— Меня зовут мисс Редстоун. Вера Редстоун.
Вдруг она энергично замотала головой:
— Проклятье. Второй раз за один вечер. Я уже не мисс Редстоун. Я миссис Пупелл. Эндон — мой муж. Мы поженились всего две недели назад, и я употребляю старое имя. Однако почему я это вам рассказываю?
Я опять уселся.
— Вы дочь миссис Редстоун? И его жена?
— Именно.
— Так, — заметил я, — значит, вы говорили об Эндоне. Тогда должен сказать, что он просто сказочный принц.
Мои слова пропали втуне.
— Убирайтесь к своей стене.
Что ж, ничего страшного. Я не волочусь за чужими женами. Особенно когда они пребывают в этом качестве лишь пару недель.
В этот момент кто-то нежно постукал меня по плечу. Я поднялся, оглянулся и увидел перед собой Гарлика. Его морда, возникшая так неожиданно и столь близко, вызывала крайне неприятные чувства. Давая кличку, его приятели из уголовного мира продемонстрировали полное отсутствие фантазии. Никто не спросит, почему Гарлика прозвали Гарликом, особенно если окажется вблизи него. Я чуть не умер от удушья.
— Привет, — сказал он негромко.
Я выдохнул, приставил указательный палец к его груди и слегка оттолкнул. Гарлик отступил примерно на шаг и произнес:
— Один человек хотел бы поговорить с вами на природе.
— Кто этот человек?
— Я.
— Ну так иди и подожди под звездами.
— Пойдем вместе.
Я посмотрел сверху вниз на Веру, миссис Пупелл. Она морщилась от отвращения.
— Кто пригласил сюда эту обезьяну?
Вера бросила на меня взгляд:
— Не знаю. Мама сама составляла список гостей. Сегодня она сделала, как минимум, две ошибки.
Я вернулся к своей стене и оперся о нее спиной. Мне надоело это собрание, я хотел, чтобы поскорее объявилась миссис Редстоун и забрала меня отсюда. Гарлик никак не желал отстать.
— Так вы идете?
— Сгинь отсюда, Гарлик!
Мы не были знакомы, хотя я время от времени видел его там и сям.
Поскольку я знал его имя, можно было с уверенностью заключить, что он не только знает, как меня зовут, но и мою профессию. Большая часть уголовщины в районе Лос-Анджелес — Голливуд знала меня, потому что я отправил многих из их круга за решетку, а нескольких — на Форест — Лаун. Так называется наше кладбище.