ночью глухой,
спящей без пения птиц).
Свобода глазам, заблудившимся в небе
ночном…
Пусть летят песнопения негров
жалобным стоном
ввысь над телом сожжённым…
Здесь я:
стою на коленях, с пеплом твоим в ладонях,
к песне твоей прикован;
рот мой исходит криком,
взор мой наполнен ночью, умершей в твоей
коже
и в тёмных твоих ладонях.
Жорже де Лима
ДЕВЧОНКА ФУЛО
Много воды утекло,
очень давно это было,
так что быльём поросло
время, когда появилась
тут негритянка Фуло.
Эта девчонка Фуло,
Эта девчонка Фуло.
— А ну-ка, Фуло! Живее, Фуло! —
громко кричала хозяйка.—
Постель постели, детей накорми,
да поскорее, лентяйка!
Эта девчонка Фуло,
Эта девчонка Фуло.
Стала служанкой Фуло,
гнула до вечера спину:
шила, стирала бельё,
стряпала господину.
Эта девчонка Фуло,
Эта девчонка Фуло.
— А ну-ка, Фуло! Живее, Фуло! —
так говорила хозяйка.—
Возьми-ка, прими-ка,
подай-ка!
Веером пёстрым меня обмахни
так, чтобы я не вспотела,
и причеши,
и почеши,
и в голове у меня поищи,
сказку веселую мне расскажи,
что-то я спать захотела.
Ну-ка, девчонка Фуло!
Ну-ка, девчонка Фуло!
— Жила-была принцесса
высоко во дворце,
она носила рыбку
в золотом кольце.
Вошла принцесса в рыбку,
а вышла из жука…—
Как масло, сказка эта
стекает с языка
у этой девочки Фуло,
у девочки Фуло.
— А ну, Фуло! Живей, Фуло!
Детишек уложи,
и спой им песенку, Фуло,
и сказку расскажи.
— Меня мама причесала,
меня мачеха прогнала,
под маслиной закопала,
гребень спрятала в дупло…
Что за девочка Фуло,
девочка Фуло!
— А ну, Фуло! Живей, Фуло! —
сказала ей хозяйка.—
Куда ты новые духи
девала, негодяйка?
Мои любимые духи,
подарок господина,
украла ты, скотина,
украла ты, скотина!
Явился белый господин
наказывать Фуло,
одежду сбросила она,
и он сказал: — Фуло! —
А небо чёрное над ним
рекою потекло
черней, чем девочка Фуло,
чем девочка Фуло.
— А ну, Фуло! Живей, Фуло!
Где брошь моя? Где чётки?
Куда девала ты, Фуло,
серебряные щётки?
Серебряные щётки,
подарок господина,
украла ты, скотина,
украла ты, скотина!
Явился ночью господин,
чтоб выпороть Фуло,
рубаху сбросила она —
и сразу рассвело:
стояла голой перед ним
девочка Фуло.
Ах, эта девочка Фуло,
девочка Фуло.
— Ах-ах, Фуло! Ах-ах, Фуло!
Возьми духи и броши,
но мужа мне назад верни,
ведь муж — подарок божий!
Украла мужа моего,
мужа моего
эта девочка Фуло,
девочка Фуло!
Бруно де Менезес
БАМБЕЛО
Ламбé! Ламбелé!
Ой, коко бамбелó!
Рассыпается дрожь
тамбуринов,
негритянские ритмы
врываются в круг,
и пронзают тела,
и швыряют ничком,
и несут
по волнам синкоп.
Африканская музыка
кровоточит,
и гремит, и грохочет
средь кокосовых пальм
в вихре чёрного танца.
В чёрной ярости тел,
в мерной дроби шагов,
в мягком шарканье ног
— негритянская самба
в ореоле огня
низвергается в круг!
Поспешный топот,
солёный пот,
и запах рыбы,
и дух молитв!
О, чёрный танец коко замбé!
Взлетают юбки
под топот ног,
и волны падают
на песок.
И скоро день уже
ночью станет
от кожи негров,
от их тоски,
тоски по Африке!
В круженье танца
забыть усталость,
в круженье танца
забыть хозяйку,
сжигая время
в пожаре коко!
Кружатся негры —
богатство белых,—
сжигая рабство
в пожаре коко!
О, своенравный
рыбацкий танец!
Кто пил кашасу,
курил лиамбу,
пусть пляшет коко
бамбело!
Ламбе! Ламбеле!
Ой, коко бамбело!
Освалдо Opикo
У МЕНЯ КУПИ, ЙОЙО!
— У меня купи, йайá!
У меня купи, йойó!
Покупай душистый перец,
и бобы, и кимбомбó!
У меня купи, йайа!
У меня купи, йойó!
О, где же ты, чёрная Мина?
Теперь уже Мина моя
не крикнет прохожим, шагающим мимо:
— Купи баклажаны, йайа!
Купи по дешёвке, йойо!
Купи по дешёвке, йайа!
Веселая песенка Мины
теперь уже ей не нужна,
она уже больше не ходит с корзиной,
и очень зазналась она.
На улицах песен её не ищи —
она их поёт микрофону,
и просят у чёрной Мины хлыщи:
«Автограф, донья Ивоне!»
О, как я тоскую в стенах городских!
По улице узкой, далёкой
идут негритянки, и губы у них
окрашены тапиокой.
— У меня купи, йайа!
У меня купи, йойо!
Покупай душистый перец,
и бобы, и кимбомбо!
Дёшево отдам, йайа!
Дёшево отдам, йойо!
Теперь ты едва ли отыщешь
у нас негритянку такую:
ну чем торговать ей нынче?
Собою она торгует.
Где ты, забытая площадь
миндаля и терпкого тмина,
площадь корицы и соли,
площадь гвоздик и жасмина?
Где же ты, город мой милый,
город ванили и перца?
Где же ты, песенка Мины,
сладкая память для сердца?
Где город далёкого детства,
с шорохом веток зелёных,
с окошками в занавесках,
с гвоздиками на балконах?
Где его звонкие песни
на улицах раскалённых: —
У меня купи, йайа!
У меня купи, йойо!
Вот мой город гвоздик и корицы;
пусть другие забыли о нём —
он в тоске моей сохранится,
сохранится он в сердце моём.
Андрес Элой Бланко
ВЫПЕЙ ЗАЛПОМ
Когда у Хуана Бимбы