Из груди соседки, которую она, очевидно для большего удобства, обложила ватой, вырвался глубокий вздох. Теперь ее мысли вновь вернулись к Фелиситэ. Девушка оказалась на редкость в незавидном положении, оставшись одна в доме под зашитой всего лишь трех служанок. Соседка просто не понимала, о чем думал Валькур, бросив сестру в городе, где полно испанских солдат. Ведь никто не знает, сколько еще времени офицеры будут удерживать их в повиновении. Впрочем, и сами они, особенно эти наемные ирландские молодчики, могут оказаться еще хуже своих солдат. Никто не удивится, если скоро они начнут насиловать всех женщин в Новом Орлеане прямо в их постелях! Поэтому добрая соседка предложила девушке пока пожить в ее доме на правах гостьи или поискать убежища у милосердных сестер в монастыре.
Такой выход абсолютно не устраивал саму Фелиситэ, так же как и возможность предаться молитвам, наблюдая со стороны за развитием событий. Но что же вообще ей оставалось? Она могла постоять за себя с пистолетом и шпагой в руках, однако, взявшись за оружие, она наверняка не добьется освобождения отца. Шансы на успех в этом случае казались ей ничтожно малы. Она еще надеялась исправить положение с помощью полковника Моргана Мак-Кормака.
Фелиситэ понимала, какому риску себя подвергает. Хотя полковник и подчеркнул, что благодаря ее лояльности отцу могут вынести наиболее мягкий приговор, этого никто не мог гарантировать. Ирландец старательно избегал открыто говорить о том, на что намекал и что ожидал получить в качестве вознаграждения за услуги. В ее положении она вполне могла ошибиться, усмотрев в его словах слишком многое и приняв желаемое за действительность.
Тем временем уже перевалило за полдень. В городе, казалось, все замерло из-за нестерпимой жары, затрудняющей дыхание. Горячее марево окутало кроны кипарисов, возвышавшихся над крышами зданий, и люди попрятались по домам, закрыв ставни, чтобы защититься от ослепительно яркого дневного света. Теперь они появятся на улицах лишь после того, как солнце начнет клониться к западу, и будут двигаться в замедленном темпе, словно пробудившись от летаргического сна, до тех пор пока в воздухе не повеет вечерней прохладой.
Однако стены домов еще долго будут хранить дневное тепло, поэтому после наступления сумерек горожане обычно выходили из своих жилищ и усаживались на ступеньках или балконах. Самые энергичные неторопливо прохаживались по улицам, ведущим к набережной, или гуляли возле церкви Святого Луи по пыльной Оружейной площади, где обычно устраивались парады.
Фелиситэ любила пройтись по набережной. Решив, что присутствие в городе испанцев не должно нарушать ее привычек, она вместе с Ашанти вышла из дому, надеясь, что теплый приятный речной ветерок избавит ее от давившей на глаза головной боли и поможет справиться с волнением.
Однако надежды ее не оправдались. Едва Фелиситэ добралась до набережной, как к ней, отделившись от группы военных, укрывшихся в тени обрамлявших площадь сикомор, приблизился офицер. Изумрудные глаза полковника Мак-Кормака вызывающе блестели, в то время как черты загорелого лица казались застывшими. Остановившись рядом, он приветствовал девушку легким поклоном.
— Мадемуазель Лафарг, какая приятная неожиданность!
— Не слишком неожиданная, как я подозреваю, — холодно ответила Фелиситэ.
— Можете не сомневаться, я чрезвычайно рад встрече с вами. — Губы Мак-Кормака тронула едва заметная улыбка.
Фелиситэ не могла с полной уверенностью утверждать, что он специально дожидался ее появления здесь, и вместо того чтобы прямо обвинить в этом ирландца, она только пробормотала:
— К сожалению, я не могу сказать вам то же самое.
— А жаль. Ведь в будущем нам предстоит проводить довольно много времени вместе.
— Что заставляет вас так думать, полковник? — спросила она, не обращая внимания на служанку, тронувшую ее за руку.
— Я, конечно, могу ошибаться, мадемуазель, но если бы вы не сбежали от меня сразу, подобрав юбки, я взял бы на себя смелость предположить, что вы согласились принять план, с которым я познакомил вас утром.
Решающий момент наступил слишком неожиданно. Стараясь выиграть время, Фелиситэ ответила:
— Неужели тогда вы говорили серьезно?
— Я еще никогда не был так серьезен. — Голос его звучал низко, а лицо сохраняло выражение пристального внимания.
— Почему вы выбрали именно меня? — спросила девушка резким тоном.
— Вы молоды и красивы, — ответил ирландец, — а потом, если помните, вы сами заставили меня обратить на вас внимание.
— Только не с этой целью!
— Насчет этого вы, безусловно, правы, однако теперь ваши слова мало что значат. Скажите, мадемуазель Лафарг, прогуляетесь вы со мной или нет?
По его словам можно было заключить, что он пока не рассчитывал на большее, чем публичное проявление теплых чувств, о чем говорил ей утром: Фелиситэ глубоко вздохнула.
— Похоже, у меня просто не остается другого выбора, полковник Мак-Кормак.
— Жаль, — ответил он, и его голос сразу сделался резким, — однако я вас ни к чему не принуждаю.
— Конечно, вы просто пользуетесь моим положением, не правда ли, полковник? — В карих глазах девушки появилось огорченное выражение.
Ирландец даже не попытался отвести взгляд. Обернувшись, он подал Фелиситэ руку, указав направление, в котором идти.
— Вы правы, именно так я и поступаю.
Итак, договоренность была достигнута, и теперь уже бесполезно спорить о том, как она будет выполняться. Помедлив еще какое-то мгновение, Фелиситэ приняла предложенную ей руку, ощутив под пальцами тонкое сукно мундира, и они отправились на прогулку. Ашанти, вздохнув то ли от облегчения, то ли от безысходности, двинулась следом.
Фелиситэ, несмотря ни на что, неожиданно открылась мужская привлекательность ее спутника: высокий рост, легкость походки, крепкие мускулы под рукавом мундира, подчеркнуто мужская стать. Все это долго казалось ей до того ошеломляющим, до того противоречащим с ее поступком, что она поначалу не обращала внимания на косые взгляды, которые бросали на нее прохожие, и на то, с какой поспешностью они уступали им дорогу. Она, разумеется, представляла себе, что они думают о ней сейчас: дочь мсье Лафарга разгуливает под руку с мерзавцем в красном мундире, с одним из ирландских прихвостней О'Райли, в то время как ее отец томится в тюрьме, и эта мысль заставила ее покраснеть до корней волос. Но она тут же высоко подняла голову. Она ни перед кем не обязана отчитываться за собственное поведение кроме себя самой. И люди когда-нибудь осознают всю мудрость ее поступка. А пока она будет прогуливаться даже с самим дьяволом, если это послужит на благо ее отцу.
Они вышли на набережную, затем по шатким деревянным ступенькам поднялись на длинную и извилистую земляную насыпь. Это сооружение, шириной десять футов наверху и почти двадцать внизу, предназначалось для защиты города от наводнений во время разлива Миссисипи. Сейчас, на исходе августа, уровень воды в реке упал до самой нижней годовой отметки, однако она все равно оставалась широкой и могучей, а противоположный берег был неразличим из-за окутавшей его вечерней дымки. Пахло рыбой, илом и гнилыми водорослями, но ветерок, от которого на воде появлялась легкая рябь, все равно приносил свежесть.
Полковник Мак-Кормак искоса посмотрел на свою спутницу с видом мрачного недоумения.
— Вы всегда такая молчаливая, или я должен отнести это на тот счет, что вам просто трудно найти подходящую тему для разговора?