— Я не знала, что обязана еще и развлекать вас.
— Нет, не обязаны, — ответил ирландец, и его глаза снова сделались холодными, — однако хотя бы внешнее проявление вежливости окажется совсем не лишним.
— Всеми доступными способами, вот чего вы, наверное, желаете. — Фелиситэ с удовольствием отметила, что ее спутник сердито насупил брови, отчего между ними появилась небольшая складка.
— Я желаю, — проговорил он, сделав ударение на последнем слове, — чтобы вы вели себя со мной так же, как и с любым другим знакомым мужчиной.
— Но вы не принадлежите к их числу. — Она выразительно посмотрела на Мак-Кормака. — От вашей доброй воли зависит судьба моего отца.
— Если вашу мысль довести до логического завершения, вежливость покажется просто обязательной.
— Вы мне угрожаете, полковник?
— Если вы решили, что вашего отца будут держать на хлебе и воде из-за того, что вы не сумеете мне угодить, вы ошибаетесь. Каждый человек, мужчина или женщина, должен отвечать только за собственные проступки.
По какой-то непонятной причине эти слова испугали Фелиситэ больше, чем открытый намек на то, что ее отец пострадает, если она окажется несговорчивой. Сейчас она в первую очередь подумала не о грозившей ей опасности, а о том, каким неумолимым голосом произнес эту фразу ее спутник.
— Вы хотите сказать, полковник Мак-Кормак, что решили встретиться со мной из-за того случая с ночным горшком, а не потому, что я просила вас за отца?
Выражение лица ирландца на какой-то момент сделалось непроницаемым.
— У меня есть на это множество самых разнообразных причин, мадемуазель, однако, поскольку мы с вами пришли к соглашению, о них теперь незачем вспоминать.
— Хорошо, — кивнула Фелиситэ после долгого молчания. Продолжать прогулку ей показалось проще и, возможно, даже безопасней, чем углубляться дальше в этот вопрос.
— Пока вы продолжаете оставаться столь сговорчивой, — улыбнулся ирландец с легкой издевкой, — я бы хотел, чтобы вы называли меня Морганом. Такое имя мне дали родители.
Фелиситэ наклонила голову в знак согласия, стараясь не допустить, чтобы он тоже стал называть ее по имени. Однако это ей не удалось.
— Благодарю вас, Фелиситэ. — Мак-Кормак мрачно усмехнулся, ожидая ее реакции.
Девушка бросила на ирландца обжигающий взгляд, однако не стала возражать.
Они продолжали прогуливаться по дамбе, двигаясь теперь в южном направлении. Полковник старался соразмерить свои широкие шаги с медленной походкой девушки. Через некоторое время Фелиситэ поинтересовалась с едкой учтивостью:
— Скажите, как вам понравилась Луизиана?
— Это просто невероятное место, — ответил он, восприняв столь банальный вопрос с едва заметным сухим сарказмом. — Здесь все растет прямо как на дрожжах, буквально на глазах. Я обратил внимание, что здешние сорняки и вьюны за одну ночь становятся на несколько футов длиннее. При такой плодородной почве и теплом климате нет ничего удивительного в том, что здесь вполне можно снимать по три урожая в год.
— Вы рассуждаете будто какой-нибудь крестьянин.
— А что в этом такого? Как бы вы ни отнеслись к моим словам, но все мои предки были крестьянами. — На мгновение в его голосе почувствовалась горечь, но вскоре она исчезла.
— Вас не беспокоит жара? — Фелиситэ решила перевести разговор на другую тему.
— С тех пор, как мне исполнилось восемнадцать лет, я почти все время прослужил на Карибском и Средиземном морях, а также в Испании. Поэтому жаркий климат для меня не в новинку, впрочем, это не значит, что мне нравятся мухи и москиты, которые живут во всех жарких странах. Они еще нигде не досаждали мне так, как здесь.
— Наш город окружают болота, а насекомые размножаются в стоячей воде. Они, конечно, порядком надоедают, но я еще не слышала, чтобы из-за них кто-нибудь умер. Вы упомянули о службе, полковник, вы имели в виду службу в армии?
В ответ ирландец молча посмотрел на девушку, приподняв брови.
— Я хотела сказать — Морган, — спохватилась Фелиситэ, слегка запнувшись.
— Если вы говорите об испанской армии, то нет, — наконец произнес Мак-Кормак. — В пятнадцать лет я пошел учиться на юриста, а спустя два года с небольшим попался на глаза английским вербовщикам. В завязавшейся драке потерял сознание, они бросили меня в фургон и увезли на побережье. Я очнулся только когда меня тащили на корабль, связанного по рукам и ногам.
— Вы учились на юриста? — удивилась Фелиситэ, окинув быстрым взглядом его лицо с жесткими чертами, присущими военным. — Я почему-то не могу представить вас в этой роли.
— Я сам тоже не мог, — согласился полковник, быстро и принужденно улыбнувшись. — Отец считал это занятие очень почетным и прибыльным. Если бы я как следует изучил законы англичан, то, может, сумел бы помешать им отбирать у нас новые земли. Лучше бы он отдал меня в ученики к пекарю. Там я, по крайней мере, мог досыта поесть, что удавалось тогда в Ирландии далеко не всем, как, впрочем, и сейчас.
— Итак, вы стали английским моряком. Это вам пришлось больше по душе? — Рассказ Моргана Мак-Кормака вызвал у Фелиситэ неожиданный интерес.
— Если вы задали такой вопрос, значит вам ничего не известно о жизни палубного матроса, в особенности на английском корабле. Он не видит ничего, кроме непрерывного тяжкого труда в любую погоду и пищи пополам с червями и насекомыми. И при этом его еще постоянно стегают плетью.
— Но вам удалось бежать.
— К счастью, фрегат, на котором я плавал, захватили карибские пираты.
— К счастью! — воскликнула Фелиситэ.
— Да, как потом выяснилось. Обычно мало кто желает уходить в море на долгие месяцы, поэтому на кораблях у пиратов, как и у англичан, всегда не хватает людей. Пиратским капитанам известно, что большинство членов команды на английских судах попали на флот не по своей воле, поэтому некоторые из них дают морякам шанс сменить место службы, а заодно и поправить денежные дела. А поскольку несогласных в лучшем случае оставляют в море в маленькой шлюпке, от этого предложения мало кто отказывается.
— И это занятие пришлось вам больше по вкусу? — спросила Фелиситэ, не удержавшись от иронии.
— У него были свои положительные стороны. — Зеленые глаза Мак-Кормака блеснули. Ему было ясно, что она относится к нему с неприязнью, однако он воздержался от каких-либо замечаний на этот счет.
— Какие, например?
— Пиратские корабли чаще заходят в порты, на них лучше кормят, а суда, на которые мы нападали, оказывались, как правило, хорошо вооружены, поэтому приз доставался нам в честной схватке, результат которой зависел от нашей быстроты, искусства и от дерзости капитана. Его интересовала только добыча: деньги, драгоценности, груз. Он никогда не убивал ради удовольствия и спокойно отпускал суда вместе с пассажирами в надежде, что о нем пойдет добрая молва, а может быть, рассчитывая захватить их потом с новым грузом.
— Какой образец добродетели!
— Так продолжалось до тех пор, пока его не раздавило упавшей мачтой во время схватки неподалеку от острова Пуэрто-Рико.
— Пиратский корабль без капитана? Это похоже на хаос.
— Так оно и было, — мрачно подтвердил ирландец. — Место капитана должен занять кто-нибудь ради блага всех остальных. Иногда капитана выбирают пираты, а иногда он сам становится во главе команды, расправившись с другими претендентами.
— Уж не хотите ли вы сказать, — проговорила Фелиситэ с видом притворного почтения, — что они выбрали именно вас?
— После того как остальные претенденты перерезали друг друга чуть ли не до смерти.
— Но как же так вышло, что вы не остались пиратом до сих пор? Ведь это такое прибыльное занятие…
Полковник пожал широкими плечами.
— У пиратов простое кредо: короткая, но веселая жизнь. Однако я понял: чтобы наслаждаться ею, во мне слишком много крестьянской крови. Сравнив риск с вознаграждением за него, я убедился в том, что первое перевешивает последнее. Англичане уже объявили меня вне закона, и мне было нечего терять, нападая на британских купцов. Однако я решил, что лучше связать судьбу с какой-нибудь другой страной, пока я не начал грабить все суда без разбору и не лишился таким образом последнего убежища.