— Это можно назвать обменом любезностями пополам с местью, не так ли? — жесткие линии рта Мак-Кормака скривились в усмешке. — Впрочем, О'Райли наверняка останется доволен, увидев, какие теплые отношения установились между нами.
— Не думаю, что я стала объектом его наблюдений, — колко заметила Фелиситэ.
— Смею вас уверить, это именно так и есть.
Слова потонули в звуках очередной паванны. Взглянув на музыкантов, Фелиситэ заявила твердым голосом:
— Если вы желаете, чтобы я с вами танцевала, полковник, скажите, пожалуйста, музыкантам, чтобы они сыграли какой-нибудь танец повеселей, например французский контрданс.
Ее слова прозвучали громче, чем ей хотелось, и их тут же подхватили другие пары:
— Да, да! Контрданс! Сыграйте французскую музыку! Французскую!
То ли из чувства патриотизма, то ли из-за упрямства, а может быть, просто потому, что офицеры не умели танцевать контрданс, люди в красных мундирах дружно закричали:
— Паванну! Паванну! Испанский танец! Испанский! Гул голосов нарастал. Какой-то рассерженный француз толкнул испанца, а тот в ответ толкнул его. В толпе закричала женщина. Отовсюду послышались вопли и звуки ударов, им вторил стук жезлов, призывавший к порядку. Охваченная паникой толпа хлынула сначала в одну сторону, затем в другую. Фелиситэ толкнул какой-то полный мужчина в атласном камзоле цвета красного вина. Из-под его парика градом катился пот. В ту же секунду она оказалась под защитой полукружья железной руки полковника Мак-Кормака, с упреком смотревшего на нее сверху вниз изумрудными глазами. Внезапно раздался оглушительный залп мушкетов, гулким эхом отразившийся от стен зала. С потолка посыпались щепки, люстры со свечами бешено закачались. В разом воцарившейся тишине раздавался лишь звон их хрустальных подвесок.
Все повернули головы в сторону кресла под балдахином, на котором восседал О'Райли. Окутанный клубами голубоватого дыма, он поднялся навстречу толпе, по обеим сторонам от него выстроились солдаты с дымящимися мушкетами.
— Вечер окончен, — твердым голосом объявил новый генерал-губернатор Луизианы, — я желаю всем спокойной ночи.
Глава 3
Рынок напоминал пчелиный рой. Все пространство перед земляной дамбой, насколько мог видеть глаз, заполняли толпы людей. Мужчины и женщины разговаривали, жестикулировали, кричали и нараспев расхваливали свой товар, выставленный на тележках, тачках, в плетеных корзинах, клетках, бочках или развешенный на шестах. Немцы, живущие выше по побережью, торговали свежим молоком, маслом, сыром, живой птицей, корнеплодами и соленой капустой. Индианки в расшитых бисером кожаных одеждах предлагали свежую оленину, шкуры белок и кроликов, а также корзины, сплетенные из тростника или расщепленных ясеневых ветвей, и толченые корни сассафраса, используемые для загустения рагу и рыбного заливного. Недавно появившиеся здесь выходцы из бывших французских владений в Канаде, изгнанные англичанами из Новой Шотландии, торговали красивыми вышитыми вещами, резной деревянной домашней утварью — от простых ложек до тщательно отделанных колыбелей, а также свежими лягушачьими лапками, птенцами голубей, мясистыми хвостами аллигаторов, свежей зеленью, чесноком и грибами, собранными в сырых низинах, — словом, всем, что можно сделать и найти, не обладая другими орудиями труда, кроме собственных рук. На рынке изобиловали инжир, груши, гранаты, которые росли в городе и в его окрестностях, а также бананы и ананасы, недавно доставленные на судах из Гаваны. Раньше базар бывал завален апельсинами и лимонами, однако в позапрошлую зиму сильные заморозки уничтожили плодовые деревья, а новые еще не успели подрасти.
Фелиситэ равнодушно проходила мимо этого изобилия, мимо больших бочек с патокой, кувшинов с оливковым маслом в форме улитки и довольно соблазнительных на вид сладостей, которые свободные цветные женщины делали из лесных орехов пекан. Отправившись на базар за свежими дарами моря, она, вместе с Ашанти, с большой корзиной в руках протискивалась сквозь плотную толпу покупателей к тому месту, где рыбаки всегда раскладывали свой улов.
В одном месте Фелиситэ остановилась, чтобы посмотреть кружева, ленты и целые рулоны материи, которыми в открытую торговал британский моряк. Такой товар являлся контрабандой и подлежал конфискации, поскольку в рамках государственной политики Испании колонии разрешалось торговать только товарами, доставленными на испанских судах. Почти точно такие же правила существовали и во времена французского правления, однако на деле они практически не выполнялись. Ни французское, ни испанское правительство не могли обеспечить снабжение своих столь далеких владений всем необходимым по приемлемым ценам. На обмен товарами с английскими торговыми кораблями, поднимавшимися вверх по реке, чтобы доставить припасы в британское поселение Натчсз, уже давно смотрели сквозь пальцы. Дело дошло до того, что эти суда стали регулярно причаливать к берегу в определенном месте неподалеку от города. Так как британские владения начинались выше Нового Орлеана, в Байю Манчаке, поездки за контрабандой в обиходе стали называть «путешествиями в Маленький Манчак». Такое положение также способствовало пиратскому разбою в заливе. Пираты, нападавшие на иностранные суда, всегда могли сбыть награбленный товар в Новом Орлеане, где жители испытывали нужду во многих припасах. Торговцы не стеснялись брать все, что им предлагали, не задавая при этом неуместных вопросов. Поэтому редкий месяц проходил без новых жестоких преступлений морских разбойников — женщин И детей сажали В шлюпки и оставляли в открытом море без пищи и воды; юных девушек и монашек насиловали, а затем отвозили на укрепленные острова, служившие пиратам убежищем; юношей подвергали страшным истязаниям; мужчин связывали и по нескольку раз протягивали на веревке под килем или надолго оставляли в воде, привязав к вытравленной якорной цепи стоявшего на приколе судна. Впрочем, на такие вещи никто не обращал слишком большого внимания. В этом жестоком мире каждому нужно было что-то есть и во что-нибудь одеваться.