Разговаривая с Бастом, Фелиситэ заметила британского моряка, слонявшегося неподалеку от них. Теперь он не торопясь приближался с противоположной стороны, искоса поглядывая на нее хитрыми глазами. Фелиситэ подумала, что, наверное, допустила ошибку, позволив себе общаться с другим мужчиной, кроме Моргана. Возможно, теперь у пиратов появится надежда, что она предоставляет такие привилегии не только ему одному.
Придав лицу холодное выражение, она опустила взгляд на страницы книги, которую держала на коленях. Вскоре матрос удалился.
Однако этим дело не кончилось. В тот же день, вечером, когда солнце медленно опускалось за горизонт и надвигались сумерки, несшие с собой призрачный лавандовый свет и приятную прохладу, Фелиситэ поднималась по главному трапу на мостик, откуда можно было попасть на верхнюю палубу. Неожиданно она остановилась, услышав голоса матросов, затянувших веселую песню. В роли запевалы выступал один французский бродяга, а двусмысленные непристойные слова посвящались милой хромой девушке, отправившейся на базар с маленькой прелестной корзинкой. По дороге, как говорилось в песне, ей попался матрос, вызвавшийся проводить девушку, который, воспользовавшись случаем, наполнил заодно ее «корзинку».
— В пуху перины бросив якорь, девчонкин фартук он В рифы взял, — старательно выводил пират, когда стихал дружный хор, повторявший слова припева, — потом, задрав повыше юбки, он нижний парус приподнял…
— Потом, с поднятой кверху стеньгой за дело взялся парень наш!
Похоже, ей не следовало показываться на глаза, пока матросы наверху не пропоют все куплеты этой непристойной песни. Фелиситэ ждала, ощущая неловкость и в то же время испытывая любопытство.
Позади раздались шаркающие шаги. Обернувшись, она увидела в полумраке матроса с рубленными чертами лица, поднимавшегося по главному трапу. Приблизившись, он окинул ее взглядом с ног до головы и неприятно улыбнулся.
— Надо же, смотрите, кто к нам пришел. Оставаться здесь было неразумно, особенно сейчас.
Молча повернувшись, Фелиситэ стала подниматься по шатким сходням.
Протянув руку, матрос ухватил ее за локоть.
— Куда ты так спешишь? Подожди малость. Я сумею тебя развлечь, даю слово; моя стеньга давно соскучилась без дела.
— Пусти меня, или тебе будет плохо, — отрывисто бросила Фелиситэ и, вырвав руку, стала карабкаться наверх.
— Не так быстро, — глумливо проговорил матрос, взяв ее за пояс бриджей. — Я знаю одно местечко в трюме. Там лежит тюк шелка, так что твоей спинке будет очень приятно, когда я буду наполнять твою прелестную корзиночку.
— Пусти! — Фелиситэ обеими руками вцепилась в поручни сходней и, стремительно обернувшись, с силой ударила матроса ногой в живот.
Тот разжал пальцы, и девушка рванулась вперед, но он успел вцепиться ей в лодыжку. Преодолев разделявшие их несколько ступенек, он перехватил ее ногу повыше.
— Убирайся, грязная каналья! — закричала Фелиситэ, вложив в новый удар всю тяжесть тела и отбросив матроса к стене в узком проходе. Пират зарычал от боли и бессильной злобы, однако не отпустил жертву.
Наверху кто-то со скрежетом выхватил из ножен шпагу. Вскинув голову, матрос тут же побледнел как полотно. Обернувшись, Фелиситэ увидела Моргана, возвышавшегося над ними, придерживая одной рукой распахнутую дверь, а другой сжимая шпагу.
— Не могу ли я тебе помочь, дорогая? — спросил он, растягивая слова.
Последующие события развивались с неумолимой и страшной быстротой, делающей их похожими на ночной кошмар. Британца выволокли на палубу и крепко привязали к корабельной оснастке. Морган твердым голосом отдал команду, и вперед выступил дюжий матрос, выполнявший обязанности боцмана. Потом на палубу принесли плеть, «кошку с девятью хвостами», страшную даже без грузиков на концах. С матроса сорвали рубашку, и на его спину посыпались сопровождаемые монотонным счетом удары, число которых, по всей видимости, должно было достигнуть тридцати девяти.
Фелиситэ наблюдала за зрелищем, пока у нее хватало на это сил. До тех пор, пока британец не начал дергаться и из его горла не стали вырываться сдавленные крики, заставившие замолчать стоявших неподалеку матросов. Даже Валькур, ослабевший, с остекленевшими глазами, передвигавшийся согнувшись и держась за раненый бок, тем не менее тоже решил насладиться спектаклем. Только тогда она повернулась и стала спускаться по трапу с застывшим выражением лица, не останавливаясь, пока за спиной не захлопнулась дверь каюты.
Морган присоединился к ней спустя час. Задержавшись у входа, он пристально посмотрел ей в глаза, когда Фелиситэ обернулась в его сторону, затем вошел, закрыв за собой дверь.
— Предупреждаю, если ты решил поступить со мной, как с тем матросом, я буду сопротивляться изо всех сил!
— С чего ты взяла, что такое могло прийти мне в голову? — Вытащив шпагу и отбросив ее в сторону, Морган принялся расстегивать рубашку.
— Обычно в подобных случаях виноватыми считают обе стороны.
Он удивленно приподнял бровь.
— Возможно, так принято у французов. Я же ирландец и не вижу в этом логики.
Ответ пришел в голову сам собой, вместе с ощущением неловкости.
— Люди чаще всего считают, что женщины первыми подстрекают мужчин, подталкивают их на отчаянные поступки, потому что… дразнят их.
— В этом смысле я могу оправдать тебя, не раздумывая ни минуты, милая Фелиситэ. Такие уловки ты наверняка приберегла для мужчин, которые по каким-либо причинам заслужили твою ненависть.
Фелиситэ почувствовала облегчение, когда он отвернулся, произнеся эти слова. Стараясь уклониться от разговора на столь опасную тему, она спросила: — Тогда зачем ты пришел сюда?