— А что мешает мне грабить англичан, чтобы нажить состояние? Так же как это делал Ибервилль, едва не разоривший Компанию Гудзонова залива, разрушив Порт— Нельсон и Форт-Уильям Хенри, не говоря уже о десятках других рыбацких поселков англичан в Северной Америке, прежде чем стать почтенным основателем такого прекрасного города, как Новый Орлеан. Если он сумел прожить столь интересную и славную жизнь и умереть в постели, чем я хуже него?
— Возможно, он и умер в постели, только туда его загнала тропическая лихорадка, когда ему еще не исполнилось и тридцати пяти. Надеюсь, тебе не хочется соревноваться с ним в этом отношении. Но у него по крайней мере была родина, на чью поддержку он мог рассчитывать и которая приняла его клятву на верность, чего нельзя сказать о тебе, насколько мне известно. Откуда, в таком случае, к тебе придет слава?
— Скорее всего, из первой же страны, которую я попробую подкупить, — ответил он с нескрываемым цинизмом. — Что вызывает у меня любопытство, так это почему ты столь сильно переживаешь обо мне.
— В этом нет ничего странного, — ответила Фелиситэ, — сейчас мое будущее связано с твоим.
— Это точно. Ты ешь со мной за одним столом, спишь в одной постели, ты моя женщина… так по крайней мере кажется остальным. Если тебя не устраивает наш уговор, то остается Баст, который до сих пор тоскует по тебе. Или, может быть, ты предпочитаешь нашего доброго капитана? У него есть одно несомненное преимущество, он твой земляк.
— Нет. — Фелиситэ повысила голос, стараясь заглянуть сквозь непроницаемую маску, в которую превратилось его лицо.
— Почему? Потому что я не требую от тебя слишком много? Но я не могу обещать, что так будет всегда.
— Если ты решил заставить меня пожалеть о моих вопросах, считай, что тебе это удалось.
Морган погрузился в долгое сосредоточенное молчание. Взглянув в его сторону, Фелиситэ увидела, как он давно знакомым жестом потер ладонью лицо, а потом провел пальцами по волосам, словно собираясь зачесать их назад. Его зеленые глаза потемнели, когда он наконец сказал:
— Наверное, нам пора пойти искупаться. Помнишь, я тебе говорил?
Они направились вдоль берега к тому месту, где находилась пещера, а потом поднялись ко входу, цепляясь за выступы и углубления, вырубленные в скале несколько десятилетий назад, вспугнув колонию крачек, с криками закружившихся над головой. Нижнее оперенье крыльев птиц казалось розовым в лучах заходящего солнца.
Внутри пещера расширялась и становилась выше. Несколько тоннелей и узких ходов, извиваясь, уводили в темноту. Каждое слово, даже сказанное совсем тихо, отдавалось в пустоте гулким эхом, спугнувшим висевших на потолке бурых летучих мышей. С пронзительным писком они стремительно носились перед глазами, стараясь скорее добраться до выхода. Впрочем, мыши оказались довольно безобидными созданиями. Когда одна из них промелькнула рядом с Фелиситэ, едва не задев волосы, девушка отскочила в сторону, однако увидев удивление на лице Моргана, замерла в ожидании, пока летучие мыши покинут пещеру.
Бассейн, наполненный темной водой, загадочно поблескивал в глубине подземелья. Фелиситэ приблизилась к нему, осторожно ступая по засыпанному песком полу пещеры. Он представлял собой не слишком большой резервуар, около восьми футов в ширину и примерно столько же в длину, окаймленный красно-коричневым камнем. На водной поверхности отражались солнечные блики, а также белизна известняка, образовавшего свод над головой, поэтому бассейн напоминал огромный лунный камень, источавший негостеприимный свет.
Морган достал из кармана маленький кусочек мыла.
— Полезай первая, я покараулю.
— Хорошо, — неуверенно ответила Фелиситэ. Заметив ее сомнения, Морган рассмеялся.
— Не бойся. Он не глубже пяти футов, а дно у него каменное.
С этими словами он направился обратно, его высокая фигура обозначилась четким силуэтом в освещенном проеме пещеры. Раздевшись, Фелиситэ осторожно попробовала ногой воду. Она оказалась восхитительно прохладной. После прошедшего в заботах дня и быстрой прогулки, которую им пришлось проделать, чтобы добраться сюда, Фелиситэ чувствовала, что ее разгоряченное тело сделалось липким от пота. Присев на край бассейна, она медленно скользнула в воду, держась за камни, пока не нащупала ногами дно. Морган оказался прав: вода не достигала шеи. В одном месте в бассейн вдавался уступ шириной целых шесть футов или чуть меньше. Он напоминал скамейку с идеально гладкой поверхностью, на которую она могла присесть, чтобы намылить волосы.
Фелисиэ уже давно не испытывала подобного блаженства. Она несколько раз ополоснула волосы, смыла с тела мыльную пену; чистая прохладная вода освежала, наполняя ее легкостью, заставляла расслабиться. Охваченная беззаботной ленивой истомой, закрыв глаза и распустив волосы шелковистой паутиной, она лежала в воде, не ощущая собственного веса. Далеко внизу начинался прилив, волны прибоя с грохотом ударялись о подножие утеса, отчего на поверхности бассейна появлялась легкая рябь. Фелиситэ казалось, что она по воле какого-то волшебства растворилась в воде, сделавшись частью окружавшей ее природы.
Сзади послышался всплеск, лицо девушки накрыла небольшая волна. Она нырнула и тут же выплыла на поверхность, протирая глаза, окруженная веером брызг. Морган стоял рядом, обнаженный, вода доходила ему до груди.
— Прости, — сказал он без малейшего намека на раскаяние. — Ты выглядела слишком соблазнительно.
— Ты, кажется, собирался наблюдать у входа.
— Верно. — Он окинул быстрым взглядом неясные очертания тела Фелиситэ в прозрачной воде.
— Наблюдать за другими, но не за мной!
— Там, снаружи, все спокойно.
— Так же как и здесь, внутри! — Фелиситэ повернулась, собираясь подняться на подводный выступ. Морган ухватил ее сзади, обнял мускулистой рукой за талию и притянул к себе. Ощутив прикосновение его разгоряченной плоти, Фелиситэ замерла. Ее мокрые волосы накрыли руку Моргана, лежащую у нее на животе, и прилипли к его пальцам.
Словно подчиняясь какой-то неведомой силе, она обернулась и посмотрела на него. Лицо Моргана сохраняло непроницаемое выражение и в то же время казалось задумчивым и томным. Фелиситэ ощущала его учащенное сердцебиение, вторящее ударам собственного сердца. Силы, казалось, совсем оставили ее, и она не могла даже пошевелиться, не говоря уже о том, чтобы сопротивляться его теплым губам, ласкавшим ее щеку.