– Прости, Уилл. Могу я что-нибудь сделать?
– Просто признай, что была не права. Ты думаешь, что, занимая определенную позицию, изменишь ситуацию. Нет. Это просто стоило мне моей мечты, и ради чего? Никто из этих парней не собирается меняться. Единственное, что меняется – это я, когда прислушиваюсь к тебе. Я могу либо уехать учиться за тысячи миль отсюда, либо в Университет Южной Джорджии, куда я старался не попасть. Я говорил, что хотел дождаться своего часа, и был бы свободен от них. Но для тебя этого было недостаточно.
Я хочу поспорить, но я в растерянности. Он заезжает на мою подъездную дорожку и не глушит свой пикап, не делает хоть какое-то движение, чтобы пойти за мной внутрь.
– Ты зайдешь?
– Неа, встречаюсь с парнями. – Я стараюсь бороться со слезами, будучи отвергнутой.
– Почему ты не поговоришь со мной?
– Потому что это ничего не изменит. Поговорим завтра. – Он перегибается и открывает мою дверь, явное приглашение для меня выйти.
– Я люблю тебя, пожалуйста, поговори со мной.
– Я позвоню тебе позже. – Он не поворачивает голову, чтобы посмотреть на меня.
– Может быть, я и отвечу. – Я соскакиваю и хлопаю дверью так сильно, как только могу. По тихому району разносится эхо, и он едва ли ждет, пока я отступлю, прежде чем уехать. Я хлопаю своей входной дверью с такой же силой и сообщаю о своем приходе.
– Эмма, милое дитя, что это за грохот?
– Бабушка, почему мужчины такие тупые?
– О, дорогая, ты только что задала мне извечный вопрос. Пойдем на кухню и посмотрим, сможем ли мы в этом разобраться. – Я рыдаю и чувствую, как она укутывает меня в своих объятиях. – Твои родители ушли ужинать с Бреттом и Джеймсом, нужно выяснить, сумеем ли мы привести тебя в порядок до того, как твой папочка увидит тебя в слезах.
Я иду за ней на кухню и сажусь за стол. Перед ней стоит бокал вина, но она берет другой бокал, наливая пару глотков в него. Двигая его передо мной, она подмигивает. Этого недостаточно, чтобы я напилась, но хватит, чтобы я расслабилась и почувствовала себя на равных. Я пересказываю ей все, и вместо того, чтобы быть запутанной, как я, она смеется.
– Не смешно, бабушка.
– Это не связано с тобой, Эмма. Признаю, те парни, с которыми он дружит, оставляют желать лучшего. Их родители тоже. Ему из-за чего-то больно, и он чувствует себя в безопасности, вымещая это на тебе.
– Я ему не груша для битья. Я не буду это терпеть.
– Он жестокий?
– Нет.
– Это обычная вещь?
– Нет.
– Он относится к тебе с уважением?
– Всегда.
– Ты для него не груша для битья. Ты для него безопасная гавань, и ты будешь всем, чем необходимо быть, и так долго, пока он тебя любит, так же, как и он для тебя. Он злился и сорвался на тебе, потому что знает, ты его не бросишь. Он боится быть отвергнутым. Я не согласна с некоторыми сплетнями, которые слышала о том, с кем он проводит свое время, но он когда-нибудь ведет себя, как они?
– Нет, он вешает лапшу, объясняя, мол, они играют в одной команде, и он просто не раскачивает лодку.
– Он мудрее, чем ты думаешь. Я вижу, к чему ты клонишь, но иногда мы не можем изменить людей, если они не хотят слушать, и тогда ты стараешься, чтобы у них была возможность опустить тебя до их уровня, что и случилось сегодня, как я предполагаю.
– Не понимаю.
– У Уильяма доброе сердце, но ничего не дается ему легко. Он разрывается между терпимостью и невежеством. Иногда невежество побеждает. Так устроен мир. Но только потому что оно побеждает в данный момент, не значит, что так будет всегда. Те парни застряли в невежестве. Ненавижу слово «терпимость», но, может быть, однажды у них будет ее хоть чуть-чуть. Ты и Уильям, как и большинство людей, принимаете людей. Это обусловлено его родителями, не так ли?
– Главным образом. Ненавижу слова, которые они используют.
– Он тоже, сладкая, но ему хватает ума понимать, что, по большому счету, это не имеет значения. Что бы ты ни сказал, это их не изменит, а попытки просто провоцируют вражду.
– Он пытался объяснить мне это.
– А ты его оттолкнула?
– Да. – Мне стыдно.
– Сладкая, некоторые уроки извлекаешь с возрастом и опытом. Бьюсь об заклад, он имел с этим дело намного чаще, чем ты представляешь, поэтому правильно, что его опыт перевешивает твое возмущение. В такой ситуации не тебе и не Уильяму решать, что правильно, потому что вы не ошибаетесь. По жизни ты не соглашаешься с каждым, тебе даже не обязан каждый нравиться, но ты не можешь никого изменить.
Стараюсь вникнуть в ее слова.
– Итак, оттолкнув его, я разрушила что-то важное для него.
– Нет. Я всего лишь сказала, что ты не можешь кого-то изменить. Он предпочел сделать то, что сделал, иногда с тебя достаточно и ты срываешься. Он ведь наказывает тебя, потому что ему больно, и это то, что мы делаем ради тех, кого любим. Мы смягчаем удар, как только можем.
– Спасибо, бабушка.
– Не за что. А сейчас вымой этот бокал, чтобы твои родители не посадили меня за развращение их ребенка.
– Ты завтра будешь здесь?
– Ага, остаюсь на все выходные. В том месте становится одиноко, я скучаю по своей семье по соседству.
– Почему ты опять не переедешь к нам?
– Я сама задаю себе этот вопрос.
– Никогда не поздно поменять свое мнение.
– Хватит пользоваться моей мудростью против меня же.
– Все, что ты скажешь, может и будет использовано против тебя. – Я обнимаю ее, так как собираюсь пойти в кровать.
– Последний раз, когда я слышала эти слова, была веселая ночь. – Она выглядит погруженной в свои мысли.
– Бабушка! – Журю ее.
– Записи по делам несовершеннолетних засекречены, сладкая. Это хорошо. – Она смеется над моим потрясением, когда я иду прочь.
Глава 10
Как только отъезжаю от ее дома, я понимаю, что это ошибка, но не могу перестать проигрывать в своей голове все, случившееся за последний час. Моя мечта, мой побег от этой реальности был уже в моих руках, но в единственный момент слабости я позволил Брайану одержать надо мной верх.
– Твоя девушка – та еще штучка, Кью-Би. Она такая же тугая, как задницы, к которым ты привык? – Издевки Брайана становятся все хуже. Я не проигнорировал его и призвал все силы, чтобы продолжать идти. – Ничего не скажешь в ответ, большой парень? Я видел здесь твоих папочек. Неплохое шоу вы нам устроили. – Он все ближе к тому, чтобы нажать на все мои болевые точки. Однако я продолжаю идти, мне нужно принять душ и поговорить с тренером. – Твой секрет умрет вместе со мной, Уильям. Они усыновили тебя, поэтому ты можешь быть гомиком, прямо как они. Каково это?
– Заткни свою пасть, чувак.
– Задел за живое? Я собираюсь не только задеть за живое, когда заполучу Эмму. Не похоже, что она в твоем вкусе. – Я не отвечаю. – Слишком хороша для нас. Хорошо, что я не «крепкая задница», а то ты бы скорее заинтересовался мною. Ты слышишь, как трахаются твои папочки?
Я шагаю в его личное пространство. – ЗАКРОЙ. СВОЙ. ЧЕРТОВ. РОТ. Ни слова больше об Эмме или моих родителях.
Он злобно смотрит на меня. – Интересно, понравится ли университетским игрокам, что за их команду будет играть гомик. Я прослежу, чтобы они узнали. – Я замахиваюсь кулаком, не успев задуматься о последствиях. Удар на мгновение застает его врасплох, но затем он отвечает мне тем же. Один удар попадает в цель - мою челюсть, я прикусываю губу и понимаю, что у меня идет кровь. В моей памяти всплывают каждая издевка, каждая насмешка и каждое оскорбление, и я все продолжаю его бить. Даже когда меня оттаскивают, я продолжаю размахивать кулаками.
– Успокойся, Джейкобс! – пробивается голос тренера, я пристально смотрю на моих товарищей по команде; некоторые выглядят расслабленными, некоторые - потрясенными, а другие – напуганными. – В мой кабинет, ЖИВО!
Брайан еще в сознании, практически, и я должен быть за это благодарен, но нет. Команда спешит помочь ему подняться с пола, но Сет следит за мной глазами, и мне очевидно, что за это последует расплата. Тренер захлопывает дверь и кивает на стул; я замечаю тренера из Университета Джорджии, сидящего на другом стуле. ДЕРЬМО!