– Нет. – Голос Эммы испугал меня. – Ты не откажешься от своей стипендии, от своего шанса играть в футбол, от своего образования. Я тебе не позволю.
– Эмма… – начинаю я.
– Я согласен. – Люк захватывает мое внимание. – Ценю твое предложение, но скажу то же самое, что сказала и моя дочь. Я понимаю, что это тяжело, так много перемен, но об этом ты не должен беспокоиться. Вы – дети, и я хочу, чтобы ты осуществил свои мечты, жил своей жизнью, пошел в университет, играл в футбол. Оставь заботу нам. Она моя мать, и будь я проклят, если не буду ухаживать за ней так же, как она ухаживала за мной все эти годы. – Мне кажется, Эмма не понимает, что выталкивает отца на обочину, пытаясь вмешаться и заниматься своей бабушкой. Он старается поступить правильно, сделать так, как велит его сердце, несмотря на всю боль. Люк хочет ухаживать за своей матерью не из чувства долга, а из любви. Обожания. Уважения.
Я киваю и поворачиваюсь к Эмме. – Поехали. – Хочу попытаться поговорить с ней сегодня вечером. На ней надеты шторы, и из-за них она не видит других перспектив в этой ситуации. Надеюсь, она меня выслушает. Наша поездка проходит в тишине, мы оба погружены в размышления. Бабушка, мой отъезд, ее школьная нагрузка, чувство вины, боль, самопожертвование. В эту минуту не похоже, что оно того стоит, но я отодвигаю сомнения и фокусируюсь на самом главном. Мы оба, получающие образование, я, играющий в профессиональный футбол, создающий нашу собственную семью… я вижу это так ясно, и нужно сохранять эту целеустремленность.
Я иду все проверить и возвращаюсь за Эммой. Мы направляемся в наш номер, и оба заваливаемся на кровать. – Нам нужно поговорить. – Я провожу пальцами вниз по ее руке и сжимаю ее.
– Ладно. – Она не встречается со мной взглядом.
– Эмс. – Требую ее внимания.
– Просто давай покончим с этим. Не понимаю, почему ты привел меня в отель, чтобы бросить меня.
– Малыш, послушай меня. Я не собираюсь бросать тебя сейчас или когда-либо вообще. Тебе нужно расслабиться. – Ее глаза тут же останавливаются на моих, в них пылает огонь. Понимаю, что она готовится надрать мне зад, но я счастлив видеть в ее взгляде что-то другое, помимо печали.
– Не будь ослом. Я бы с удовольствием расслабилась. Возможно, маникюр и педикюр. О, погоди-ка, мой мир рушится. Моя бабушка не в своем чертовом уме, у моего папы, кажется, случится инфаркт из-за тревоги и боли, мы расстаемся, мама загружена в студии как никогда. Холли с Энди, и у них трехнедельный круиз с его семьей, поэтому, когда у меня будет возможность расслабиться, я сразу же воспользуюсь ею.
– Ты закончила? – Иногда лучше всего дать ей выпустить пар и успокоиться.
– Да. – Ее тон говорит об обратном, но я попытаюсь.
– Я хотел поговорить с тобой о твоем папе и бабушке. Я кое-что заметил вечером, на что ты не обращаешь внимания, как мне кажется. Все, что ты видишь, - это что он близок к тому, чтобы сломаться, но это не так. Ему нужно быть основным человеком, кто заботится о бабушке, и находиться в постоянной борьбе с тобой за это право делу не помогает. Это его мама, Эмс. Он чувствует себя беспомощным в нынешней ситуации, но и ты, вытесняя его и соревнуясь с ним за ответственность, даешь ему почувствовать себя бесполезным.
Вижу, как меняется ее лицо, и чувствую себя мудаком из-за того, что именно я обидел ее, но она должна это понять.
– Думаю, я знала это, но я стараюсь его защитить. Насколько сильно вся это ситуация причиняет мне боль, настолько же сильно она его убивает. Если я могу избавить папу хоть от одной капли боли, я хочу это сделать.
– Все не так просто. Тебе становится хоть чуть-чуть легче, когда ты находишься все время рядом и заботишься о ней? – Она качает головой. – Так же и для твоего папы. Тебе больно, независимо от того, кто за ней ухаживает. Вот с чем ты должна смириться. Каждое исчезающее воспоминание, каждая устроенная истерика, каждый раз, когда она забывает твое имя… это будет причинять боль, и ничего, что ты делаешь или не делаешь, не изменит ситуацию. Мне бы хотелось это исправить, взять и разобраться со всем самому, но не могу. Ты должна перебороть себя и продолжать делать то, что делаешь, но уступить кое-что твоему папе.
– Каждый день мне кажется, что я прощаюсь с ней. Она еще здесь, еще дышит, еще выглядит, как моя бабушка, но затем ее глаза рассматривают мое лицо, пытаясь меня узнать, или не помнит событие, которое я ей описываю, не может вспомнить мое имя, кричит на папу и маму, выталкивает меня из своей комнаты… я теряю ее каждый день, и легче никогда не будет.
Я притягиваю ее ближе и обнимаю. – Знаю, малышка. Знаю. Не думаю, что будет легче. С некоторыми вещами ты должна свыкнуться. Повторяемость, вопросы – их легко упустить их виду, но значительные дела… воспоминания, любовь… они могут исчезнуть из ее сознания, но они в ее сердце, и также они должны оставаться и в твоем. Тебе нужно дать выход своим чувствам, или они раздавят тебя, и никому от этого хорошо не будет.
– Я люблю ее.
– И она любит тебя. Ты знаешь это здесь, - я прижимаю свои губы над ее сердцем. – Ты для нее весь мир.
– Ты нужен мне. – Ее рот обрушивается на мой, и мне очевидно, что она пытается избавиться от всех мыслей, крутящихся в ее голове, и пока что я буду ее отдушиной. Я дам все, что ей нужно, и если мое тело, наша близость позволят ей вырваться из этого ада, я с радостью дам воспользоваться ими и дам ей контроль.
Каждый поцелуй раздувает пламя.
Каждый стон поддерживает жар.
Каждое движение может привести к воспламенению.
Каждое слово любви, сказанное шепотом, разжигает страсть.
Пока мы вместе не тушим ее.
После я несколько часов держу ее в своих объятиях, купаясь в приятном воспоминании и задаваясь вопросом, как, черт возьми, я собираюсь пережить следующие два года при нерегулярных визитах.
Ее прикосновение – это бальзам для моих ран.
Ее голос – это успокоение для моего смятения.
Ее любовь – это вся моя жизнь.
Глава 15
Он сказал найти отдушину. Папа сказал успокоиться. Мама сказала, что я слишком худая. Бабушка кричала, чтобы я вышла из ее комнаты. Мысли стучат в моей голове, обгоняя музыку, ревущую в ушах, а биение сердца подстраивается под удары моих кроссовок, пока я наворачиваю круги, милю за милей. Долбанная отдушина. Я бегаю по утрам. Я бегаю после школы. Я бегаю после кризисов моей бабушки. Я бегаю после пятиминутного разговора с Уильямом. Продолжаю бегать в поисках своего места. Никогда не находя успокоения, которое ищу. Никогда не находя ответов на все вопросы, переполняющие мою голову. Они безответны.
Сегодня Уильям приезжает домой, и я чувствую себя настолько оторванной от него. Шесть долгих недель. Мне известно, что его режим был изнурителен, я могла слышать, насколько уставшим он был, когда разговаривала с ним… целых пять минут, на которые он был отпущен. Кажется, что моя жизнь идет по одному и тому же кругу, проигрывая ужасные дни на повторе. Не могу заставить действительность не воспроизводить все с начала. Бабушкины лекарства не помогают, ей нравится швыряться вещами, а недавно взялась еще и кусаться. Я слышу, как мама и папа обсуждают медицинские учреждения для людей с расстройством памяти, и каждую ночь засыпаю в слезах. Я отказалась от ежегодного празднования своего дня рождения. Знаю, эгоистично лишать этого дня моих родителей, но веду себя как избалованный ребенок. Мои пирожные будут приготовлены уже не бабушкой, она не подарит мне тщательно продуманный сногсшибательный подарок, который сведет с ума моего папу, а моим родителям и так хватает забот. Я сказала им, что мы отпразднуем, когда ситуация устаканится. Не думаю, что это случится, но позволяю им выйти из положения без чувства вины и без попыток заставить меня передумать.