Возвращается мама и раскладывает покупки. Мы решили заглянуть к бабушке перед тем, как она начнет готовиться к вечеру. Завтра домой приедет Холли, и думаю, что мы все вместе отправимся к костру. Там будет слет всех классов, и большинство не видели друг друга с лета, а некоторые и дольше. На этой неделе Энди и Холли будут обычной парой, а, когда каникулы подойдут к концу, они вернутся к свободным отношениям на расстоянии. Я не вижусь с девушкой Энди, мы с ним стали ближе, часто по вечерам он – мой партнер по занятиям, а также он продолжает присматривать за мной во время пробежек. Он скучает по ней и не очень рад выбору, сделанному Холли, в пользу встреч с другими людьми, но она считала несправедливым по отношению к нему, что она приезжает домой только два раза в год. Я даже не могу этого представить и точно знаю, что Уилл и я так не смогли бы. Было бы тяжело, но мы бы как-нибудь справились. Как Холли любит напоминать мне, мы знаем - наше будущее в друг дружке, а так везет не каждому.
Сегодня бабушка кажется уставшей и совсем не разговаривает. Сиделка сказала, что она была такой с самого обеда, и, вероятно, она простудилась. Папа поговорил с медсестрой, и она нас заверила, что будет часто проверять бабушку и сообщит нам, если что-то изменится.
– Эмма, я понимаю, что тебе это не понравится, но мы разговаривали с доктором, и нам предложили не забирать ее на ужин в честь Дня Благодарения. – Я останавливаюсь, прижимаю руку к груди и потираю, стараясь уменьшить обжигающую меня боль. Чувствую, как подступают слезы; нос краснеет, горло першит. Это ее любимый праздник, а мы собираемся ее просто оставить. Обхватываю себя руками, кровь в венах в одно мгновение превращается в лед. Я понимаю, что родители не пытаются таким образом наказать ни ее, ни меня, но именно так это ощущается. – Это сильно собьет ее с толку, ее эмоции не были стабильными. – Я в курсе всего этого, но от этого не легче. Для моего сердца или разума это не имеет значения.
Я киваю и обхожу их, мне нужен глоток свежего воздуха, прежде чем поддамся нервному срыву, который, чувствую, вот-вот случится. Мама хватает мое запястье и тянет меня к себе. – Мы принесем ей угощение и побудем немного с ней. Она не почувствует разницу.
Я вздрагиваю. – Я почувствую.
– Эмма, мы все почувствуем, но это не ради нас. Так будет лучше для нее, и иногда нужно смириться и делать необходимое.
– Знаю, мам. Ненавижу вести себя так, но каждый раз мне кажется, что я готова или привыкла к очередным изменениям, и вдруг что-то еще сбивает меня с ног.
– И дальше так будет. Ты не была бы Эммой, если бы не чувствовала себя подобным образом. – Я позволяю ей вытереть мои слезы и крепко меня обнять. Чувствую, как папины руки обхватывают нас обеих, и я цепляюсь еще сильнее… хоть еще на одну минутку.
– Я купила мороженое со вкусом вина. Очень надеюсь, что в нем есть хоть чуть-чуть настоящего алкоголя. – Я смеюсь над ее шуткой. Следуя моему примеру, папа трясется напротив меня.
– Мама, если нет, то я в блендере смешаю его с вином.
– Я знала, что не зря завела детей.
– Этот разговор во всех смыслах неправильный. – Папа отходит назад. – Тебе, - говорит он, указывая на меня, - следует смотреть диснеевское кино и укладываться в восемь. А тебе, - его палец перемещается в сторону мамы, - приносить мне газету и тапочки, готовить еду и обслуживать каждую мою потребность.
– Дисней – отстой, и ты бредишь, - я снова подкалываю его.
– Ты, - моя мама тычет ему в грудь, - женился не на той женщине, если когда-то ожидал выполнения этой чуши.
Он хватает ее и целует прямо в губы. Хватает меня и дергает к себе. – Я женат на единственной женщине, на которой мог жениться, и у нас самая потрясающая дочка.
Мы встречаемся с мамой глазами. Обе поворачиваемся к нему. – Подхалим. – Произносим мы в унисон, и он кажется шокированным. На самом деле это не так, но ему необходимо продемонстрировать толику неверия, когда мы объединяемся против него.
Он что-то бормочет себе под нос, пока идет к машине и открывает для нас двери. Остальная часть вечера проходит в приступах смеха, большом количестве поддразниваний (в сторону папы), поедании винного мороженого, в котором не хватит алкоголя, даже чтобы опьянела мышь. Мама импровизировала, а я с завистью наблюдала.
Старый сарай, где собралось большинство из нашей старшей школы, битком забит. Тут громко и шумно, все хорошо проводят время. Включая меня. Холли в объятиях Энди, а я - в объятиях Уилла. Бочонок разливается; громкая музыка, высокое пламя и сумасшедшая энергия.
Его руки притягивают меня ближе и разворачивают лицом к нему. Вдалеке звучит песня; защищенная его объятиями, я теряюсь в его глазах. Хочется, чтобы все остальные исчезли, и забаррикадировать нас от каждого. Ничто не важно, когда мы только вдвоем.
Сердцебиение Уилла такое сильное, словно под моей щекой бьют в барабан, у меня дрожат пальцы, когда я провожу ими по его груди. Его дыхание затрудненное, слова хриплые. – Малышка, - со стоном произносит он. Его прикосновение выбивает воздух из моих легких; его голос – единственное, что я слышу среди всего шума.
Глаза закрыты.
Кожа пылает.
Пальцы переплетены.
Все сказано без слов.
Смешанное дыхание.
Встретившиеся в поединке языки.
Мы существуем только лишь ради друг друга.
Я тащу его к пикапу. – Просто поехали, - требую я, так как хочу сбежать. Мне нужно потеряться в стране дорог, в звучании радио, и мне нужно его тело рядом с моим.
Одежда разрывается в клочья, руки сжимаются, ноги толкаются, тела встречаются. Одновременно возвращение домой и потеря себя. Это – он. Это – то, что он делает со мной. Для меня. Благодаря мне.
Глава 26
Рождественские каникулы выдались тяжелыми. Мы провели дома все три недели, так как у бабушки обострилась простуда. После Дня Благодарения она перетекла в бронхит. Бабушку не положили в больницу, и она казалась выздоровевшей. Через несколько дней после нашего приезда домой на Рождество ей стало хуже, у нее диагностировали воспаление легких. Пребывание в больнице стало неизбежным, и ухудшения нарастали. У нее обнаружили инфекцию мочевыводящих путей, ее настроение не стабилизировалось с помощью лекарств, для всех нас видеть ее привязанной к кровати с вытекающей из ее безжизненного тела энергией было тревожным сигналом. Здоровое тело бабушки сдавалось, ее способность бороться проиграла разуму. Как говорят, «победа духа над телом», так оно и есть. Бабушка настаивала, что с ней все в порядке, что она не хочет оставаться в больнице, и, когда ни одну из ее просьб не выполнили… она, по-видимому, сдалась.
Эмму приходилось заставлять покидать больницу, чтобы передохнуть, принять душ и поесть. Она отказалась вернуться в университет, и, по милости Божьей, ситуация положительно изменилась. Казалось, бабушка реагировала на лекарства, и ей стало лучше. С января Эмс приезжала домой каждые выходные. Она загоняет сама себя, это слышно по ее голосу. Она выбилась из сил и держится на последнем издыхании. Сегодня, после моего последнего промежуточного экзамена, я поеду домой увидеться с ней, и у нас будут совместные весенние каникулы. Надеюсь, я смогу дать ей отдохнуть и возьму на себя некоторые ее заботы. По большому счету, не важно, кто из нас навещает бабушку, пока это делает хоть кто-то один. В данный момент она не понимает, кто перед ней, и равнодушна ко всему, когда мы приезжаем. Эмма не будет смотреть на это в таком ключе, будет настаивать ездить самой, будет бороться со мной на каждом шагу, но она недооценивает мою потребность в заботе о ней.
Как только вхожу в класс статистики на последний экзамен, я выключаю свой телефон, мои сумки в пикапе, и я готов отправиться в путь сразу же, как закончу. Тест не такой трудный, как ожидалось, и я не переживаю из-за него. Прошло чуть больше часа, я возвращаюсь в машину и включаю телефон. Он загорается и вибрирует в моей руке. Семь пропущенных звонков из дома. Перезваниваю, и меня перекидывает на голосовую почту. Сбрасываю и звоню Бретту. Он отвечает шепотом после первого же гудка.