У меня не было возможности сказать им, что я возвращаюсь домой. Пришло время. Я готова. Здесь, в Вашингтоне [30], находится одно из лучших агентств по международному усыновлению, но это не то место, где я вижу себя. Мне нужно за многое извиниться и исправить много ошибок.
– О, ты должна увидеть, какую беседку построил Бретт для Джеймса. – Джеймс был зациклен на беседке у нас на заднем дворе, и видимо, Бретт понял намек.
Мама хватает фотоаппарат и протягивает его мне. Пролистываю первый снимок; любуюсь видом, открывающимся с террасы, где я провела немало своих вечеров. Деревья в цвету, дым от гриля. В поле зрения попадает беседка, пейзаж умиротворяющий. Мне нравится.
Она спрятана в укромном месте и окрашена в светло-кремовый цвет, а шпалеры (решетки) увиты виноградными лозами. – Наверняка Джеймс от нее без ума. – Она … - Я замираю. На следующем снимке беседка, но в углу, почти за кадром, образ, от которого у меня перехватывает дыхание.
Улыбка, озаряющая его лицо, в глазах танцующий закат, кожа гладкая и загорелая.
Она смеется над чем-то, что он сделал. Она ощущает его пальцы под своим подбородком. Она с ним.
Я выключаю фотоаппарат и возвращаю его. – Беседка великолепна, держу пари, он от нее без ума. – Мама подпрыгивает, рассказывая, как Джеймс проводит в ней свои дни и каждый вечер желает ужинать под открытым небом. Я накалываю на вилку своего цыпленка, ком в горле и тяжесть в желудке не дают мне съесть его. Натягиваю улыбку, киваю в нужный момент. Я двадцать один месяц продолжаю жить во лжи, еще несколько минут ничего не изменят.
– Ты в порядке? – спрашивает папа.
– Ага, все отлично. – Ложь.
– Ты уже решила, вернешься ли домой?
– Не знаю, как сказать вам об этом. Я согласилась на должность здесь. – Ложь.
– Эмма. – Мама плачет. – Я хочу, чтобы ты была счастлива, но мы скучаем по тебе. Ты так далеко.
– Знаю. Я не могла упустить эту возможность. – Ложь.
– Это имеет отношение к Уиллу? Ему лучше. Вы все должны поговорить.
– Мам, то, что произошло – в прошлом. Я пережила это, и тебе стоит сделать то же самое. – Ложь.
– Ты и близко не подошла к тому, чтобы это пережить. Вот что я скажу тебе; когда ты находишься внутри каких-то рамок, ты не видишь то, что видят все остальные. Мы видим, что ты страдаешь, отдаляешься … он делает тоже самое. Он налаживает свою жизнь, добивается чего-то после трагедии, ты могла бы поучиться этому.
– Я только что, черт побери, получила степень магистра. Я бы сказала, что добилась чего-то.
– Эмма Николс. Мне не нравится твой тон. – Он на многое закрывает глаза, но неуважения к маме папа не терпит.
Киваю. – Я готова показать вам город. Пойдем.
Остальная часть дня напряженная. Я стараюсь притворяться, показывая им посещаемые мною места и обязательные для просмотра туристами достопримечательности, ничего не помогает. Мы все как на иголках из-за ожидания взрыва сгустившихся над нами туч. Я прощаюсь, обещая их навестить. Ложь.
Звоню Холли и рассказываю ей о своих планах.
– Мне плевать, что произойдет, когда я буду выходить замуж. Тебе лучше будет притащить свою тощую задницу домой и быть моей подружкой.
Я смеюсь. – Холли, в день, когда ты остепенишься и перестанешь заставлять Энди гнаться за тобой, я прилечу первым же рейсом. – Ей будет сорок, а она будет мяться и тянуть со свадьбой и постоянством.
– Ты проглотишь свои слова, Эмма.
– Я обмакну их в кетчуп.
– Скучаю по тебе.
– Я тоже скучаю, Холс. Ты могла бы приехать. – Я не поднимаю тему девушки на фото.
Она красивая.
Она счастливая.
Она заставляет его улыбаться.
Она – моя улучшенная версия … моя замена.
Если я не буду знать ее имя, она сможет быть плодом моего воображения. Если я не буду знать подробностей, это можно вообще проигнорировать.
Но нет. День за днем. Ночь за ночью. Мне снятся сны. Я плачу. Просыпаюсь с тоской по нему. Я собиралась извиниться. Собиралась молить о прощении, но я отказываюсь лишать его счастья … во второй раз.
Первым шагом в создании моей жизни в Вашингтоне было успешное прохождение собеседования. Получить должность – сложная задача.
– Почему вас интересует данная сфера, мисс Николс? – интересуется мистер Лудз, президент компании.
– Я была заинтригована с тех пор, как своими глазами увидела, какой вклад вносят социальные органы в некоторые ситуации. Будь то помощь больным, их семьям или, как в данном случае, в объединении семей … эта работа имеет значение. Она важна и играет одну из самых значительных ролей при усыновлении. Я прошла через потери и решила, что хочу помогать семьям расти. Международное усыновление – сложный процесс. В каждой стране свои правила и законы, отличающиеся аспектами.
– И вы заявляли, что ваш приоритет – это однополые пары. Вы в курсе, что данный вопрос может быть с подвохом, он не ясный и не простой.
– Мне хорошо известно об этом, мистер Лудз. Я понимаю, что не все принимают такой образ жизни, но мне хочется показать, что это просто любовь. В любви нет правильного или неправильного.
– Расскажите мне, как бы вы затронули эту тему с клиентом или приемной матерью, которым не по душе однополые пары? Заинтересуйте меня.
– Любить – это словно необходимо забить квадратный колышек в круглое отверстие. Они не соответствуют друг другу, потому что для каждого человека любовь своя. Для некоторых любовь – это удобство, для других – страсть. У одних любовь длится, у других проходит. Смысл любви универсален, но вот ее значение для каждого уникально. Кто устанавливает правила? Кто определяет параметры? Разве любовь не должна преодолевать различия, крепнуть с течением лет и не иметь ограничений? Только вы сами можете решить, что значит для вас любовь, чем пожертвовать ради нее, какую награду вы получите за любовь. Но, если вы хотите, чтобы о вашем ребенке заботились, любили его, наставляли … нет лучше пары, кроме как однополой, которая бы познала трудности и то, как их преодолеть.
Он откидывается и пристально смотрит на меня. – Довольно впечатляюще. Вы голосом передаете вашу мысль, вы верите в нее, и именно это здесь требуется.
– Благодарю, мистер Лудз. Я буду усердно работать, и для меня будет честью помогать семьям объединяться.
– Идите в отдел кадров и получите свои документы. Мне бы хотелось, чтобы вы приступили на следующей неделе, если вас это устраивает.
– Да, все устраивает.
– И мне бы хотелось, чтобы вы рассказали некоторым другим сотрудникам, научили их тому, что только что объяснили мне.
– Дайте знать, когда и кому.
В этом особенность любви.
Она не черная и не белая.
Она не безответная или какая-то иная.
Она гибкая, не давящая.
Она прощающая и забывающая.
Она ваша и ее надо беречь.
Я слышала, как многие люди говорят: «Если мой избранник мне изменит, я уйду». Легче сказать, чем сделать, потому что, если вы не в такой ситуации, вы не знаете, как бы поступили. Доверие может быть разрушено, но не любовь. Ее нельзя отключить. Доверие – часть любви, но можно любить и без доверия. Доверие нужно заслужить, а любовь просто дарится.
Глава 42
Месяцы академических и физических занятий подходят к концу. Сегодня я выпускаюсь из полицейской академии. Моя работа далека от завершения; следующий этап – обучение на месте. В академии наше обучение проходило в контролируемых условиях. У нас не было возможности увидеть все своими глазами. Решения под влиянием момента, этические вопросы, сценарии из реальной жизни – все это было инсценировано, поэтому всем нам необходимо поучиться в непосредственных условиях.
Я не знаю, где мне хочется обустроиться, какую специализацию хочу выбрать, или хочу ли я быть патрульным. Следующие месяцы в «полевых условиях» будут для меня решающими. В нашем небольшом городе совершается не так уж много преступлений, и нас отправили в другие подразделения, департаменты и участки; туда, где нужны свободные руки.