— Что ты делаешь? — хрипловатый голос Джулиана прорывается сквозь тишину.
— А на что это похоже? — я продвигаю резинку к верхней части рулона.
— На порчу бумаги, — он не ждет, прежде чем выхватить рулон.
Бумага касается внутренней стороны моих бедер, прежде чем скользнуть по месту, которое покалывает. Ладно, хорошо, у меня давно не было секса, но все же… какого черта?
Я делаю большой шаг назад, хотя жар в нижней части моего живота не ослабевает, когда взгляд Джулиана скользит между мной и рулоном бумаги.
Он качает головой, затем снимает резинку и раскладывает чертеж, чтобы мы оба могли его увидеть.
— Как это круто! — я наклоняюсь над столом, чтобы получше рассмотреть чертеж, датируемый началом XX века.
Джулиан обращает внимание на неразборчивые каракули в нижней части рисунка.
— Это оригинальные копии.
— Джеральд Бейкер, — я указываю на имя архитектора. — Тебе знакомо это имя?
Джулиан кивает.
— Он построил большинство первых домов здесь.
— Ты говоришь о тех, которые снес?
Его руки коротко сжимаются в кулаках.
— Все выглядит точно так же, — я провожу пальцем по линиям, разделяющим различные комнаты.
Джулиан снимает резинку со второго рулона и разворачивает его.
— Хм.
— Что?
— Похоже, тебе все-таки удастся снести стену между кухней и столовой, как ты и хотела, — он показывает на структурные документы.
Я потираю руки, широко улыбаясь.
— Ничто так не веселит меня, как выяснение того, что стены не являются несущими.
Он переводит взгляд с моих глаз на губы.
— Что?
— Ты так смотрела… — он покачал головой. — Неважно.
— Ну ладно, — я тянусь за самым маленьким рулоном, но Джулиан выхватывает его у меня из рук. Наши пальцы соприкасаются, и в них вспыхивает крошечная знакомая искорка.
С раздражающе пустым лицом, которое не выдает абсолютно ничего, Джулиан осторожно открывает последний рулон. Он отличается от остальных: пожелтевшая бумага выглядит достаточно тонкой, чтобы разорваться при малейшем неверном движении.
— Это потрясающе, — тот, кто рисовал беседку, продумал все до мелочей. От роз, вырезанных на шпинделях, до замысловатых стоек, поддерживающих крышу. Это произведение искусства. Художник, создавший этот рисунок, выбрал такой угол, с которого вид на озеро Вистерия открывается раньше, чем на городскую площадь, главную улицу и все особняки, выстроившиеся вдоль берега.
Я наклоняюсь ближе, чтобы получше рассмотреть неразборчивые каракули внизу страницы. Тень привлекает мое внимание, и я переворачиваю чертеж.
— Боже мой!
— Что? — горячее дыхание Джулиана коснулось моей шеи, заставив меня вздрогнуть.
— Это письмо, — я сдерживаю визг.
Я колеблюсь между тем, читать или не читать бумагу, адресованную кому-то другому, но любопытство побеждает.
— Моя дорогая, Франческа. Ох! Боже! Он называет ее «дорогая», — тайный романтик во мне уже гудит от предвкушения, а я прочитала всего три слова.
— Дай-ка мне это, — он выхватывает бумагу прямо у меня из рук.
— Эй!
— В твоем нынешнем темпе мы проторчим здесь весь день, пока ты будешь падать в обморок от чернил на бумаге.
— Извини, что у меня есть сердце, — я пытаюсь выхватить письмо обратно, но Джулиан ловит мою руку.
Его сердцебиение учащается под моей ладонью, и я поднимаю взгляд, чтобы увидеть, что его глаза застыли на наших руках. Они медленно двигаются дальше, задерживаясь на моих губах, и наконец достигают моих глаз.
Его рука крепко сжимает мою, прежде чем он совсем ее опускает. Я слишком ошеломлена всем происходящим, и мне остается только слушать, как он продолжает с того места, где я остановилась.
— Прошло три года с тех пор, как я видел тебя в последний раз, и, хотя многое изменилось, моя любовь к тебе никогда не ослабевала. Наши ежемесячные письма не дают мне покоя, несмотря на все испытания, через которые я прошел, чтобы помочь превратить этот город в подходящий для тебя дом.
У меня дрожит нижняя губа.
Джулиан бросает на меня косой взгляд и снова сосредоточивается на письме.
— Я много работал, чтобы заслужить твою руку, хотя путь был не самым легким. Строительство целого города на пустом месте требует времени, и я боюсь, что теперь, когда твой отец начал обсуждать возможность выдать тебя замуж за другого, мне его не хватает.
Я ахаю.
— Что? Как ее отец мог это сделать?
— Потому что феминизм тогда еще не был популярен.
— Фу, — я тряхнула головой так сильно, что у меня зазвенели серьги.
Джулиан продолжает.
— Я думал, что у меня будет больше времени, прежде чем он начнет рассматривать других женихов, но боюсь, он может принять решение до того, как у меня появится шанс побороться за твою руку.
Я постукиваю по странице.
— Что ты делаешь? Продолжай читать!
Его взгляд снова скользит по бумаге.
— Я не остановлюсь ни перед чем, чтобы сделать тебя своей.
У меня покалывает затылок, когда его глаза встречаются с моими. Мы задерживаем взгляд друг на друге на кратчайшую секунду, но кажется, что прошла целая вечность, прежде чем мы оторвались друг от друга.
— Когда он увидит все, что я сделал для того, чтобы озеро Вистерия стало городом, подходящим для тебя, он согласится на мое предложение. Я в этом уверен.
— А в те времена женщины не могли выйти замуж без разрешения отца? — спрашиваю я.
— Вероятно могли, но не без серьезных последствий, — Джулиан продолжает. — Наш дом почти достроен. Хотя процесс занял больше времени, чем мне хотелось бы, но моя последняя задумка уже в процессе строительства.
— Беседка? — мой голос звучит на более высоких тонах, чем обычно.
Джулиан кивает.
— Ты всегда мечтала о свадьбе в беседке, похожей на ту, в которой мы встретились, и я планирую ее построить.
Моя рука сжимает материал рубашки прямо над больным сердцем.
— Он хотел построить для нее беседку.
— Ты серьезно собираешься плакать из-за незнакомых тебе людей?
— Конечно, нет, — пробурчала я.
Джулиан что-то бормочет про себя, прежде чем дочитать последний абзац.
— Я вернусь за тобой через шесть месяцев, как только приведу в порядок свои дела и закончу строительство дома. А до тех пор прошу тебя сделать все возможное, чтобы отец не выдал тебя замуж за другого мужчину.
Я потерла зудящие глаза.
— Почему она не сбежала с ним?
— И рискнула бы потерять все и всех, кто был ей дорог?
— Иногда люди стоят того, чтобы ради них рискнуть.
Он усмехается.
Уф. Este hombre 61 .
— Я и не думала, что ты поймешь.
Он скрещивает руки на груди.
— Что это значит?
— Ты самый не склонный к риску человек из всех, кого я знаю, так что не похоже, что ты будешь принимать решения, основываясь только на смутных ощущениях и интуиции, — именно поэтому он оттолкнул меня и назвал отвлекающей, вместо того чтобы признать правду.
Его брови хмурятся.
— Я не избегаю риска.
— Ты одержим статистикой вероятности и составляешь списки «за» и «против» по любому поводу.
— Это называется принятием взвешенного решения. Возможно, тебе стоит попробовать делать так же, учитывая нынешнее состояние твоей жизни.
— Да пошел ты, — шиплю я, потянувшись за рулонами. Одно дело – ругать себя за свой жизненный выбор, но когда Джулиана делает то же самое – это как нож в грудь.
Его глаза расширяются.
— Далия.
— Что?
— Я пошутил, но, очевидно, это было не смешно.
Я хмурюсь. Джулиан редко признает свою неправоту, поэтому сказать, что я потрясена, – не сказать ничего.
Непривычно.
Я свирепо смотрю на него. Он хмурится. История стара как мир.
Он заговаривает первым, что само по себе ненормально.
— Ты права.
— Прости. Можешь повторить? Кажется, мой мозг на долю секунды дал сбой.