После первых пятидесяти вырезок глаза разбегаются. С такой скоростью я успею просмотреть газеты только за четыре года, прежде чем библиотека закроется.
Непрерывное постукивание пальцев Джулиана по экрану его телефона не помогает, и я начинаю хмуриться.
— Я знаю, что это невыполнимая для тебя просьба, но может быть, ты хотя бы попытаешься быть полезным?
— Ты и не просила.
Да как он смеет так говорить? Я уверена, что если бы Джулиан загорелся, он бы сделал все возможное, чтобы потушить себя самостоятельно, прежде чем просить кого-то о помощи, потому что он слишком упрямый.
Но это не значит, что ты должна быть такой же.
— Ты не мог бы мне, пожалуйста, помочь?
— Мне нравится, когда ты говоришь «пожалуйста», — его глубокий баритон делает с моей нижней частью тела то, что должно считаться незаконным.
Я захлопнула ящик с такой силой, что шкаф затрясся.
— Козел.
— Милашка, — он бросает мне в лицо мое старое прозвище. Когда-то давно, когда я на спор выиграла конкурс красоты после того, как он утверждал, что я не смогу занять место в тройке лидеров, «милашка» было любимым прозвищем Джулиана для меня.
Он не называл меня так со времен колледжа, сразу после того, как поцеловал до потери сознания.
Поцелуй, о котором он тут же пожалел.
К черту его.
Я открываю первый попавшийся под руку ящик и указываю на лежащую перед ним папку.
— Просмотри страницы на предмет чего-нибудь, связанного с домом, Джеральдом Бейкером или кем-то по имени Франческа.
— Кажется, я что-то нашел, — Джулиан переводит взгляд на вырезку в своей руке.
— Что? — после тридцати минут поиска я не могу сдержать волнения в своем голосе.
— Иди сюда, — Джулиан ведет нас к ближайшему столику.
Он выдвигает мне стул и ждет. Я сажусь, и кончики его пальцев проходят по моим лопаткам, когда он подталкивает меня ближе к столу. К счастью, мой резкий вдох не слышен за скрежетом ножек стула об пол.
Рука Джулиана прижимается к моей, когда он указывает на заголовок. Мое тело склоняется к его прикосновению, прежде чем я вырываюсь из-под его чар.
— Джеральд умер до того, как дом был полностью завершен.
Я моргнула.
— Нет!
— Смотри, — он подсовывает мне статью, а затем отодвигает свой стул.
Я читаю газету, нахмурившись. По словам репортера, Джеральд умер от бактериальной инфекции, его пережили две собаки. Городские источники, близкие к Джеральду, упоминали, что он отказался ложиться в больницу, потому что хотел умереть в комфорте своего не достроенного дома.
У меня щиплет глаза.
— Это так чертовски грустно.
— Подобные истории заставляют меня радоваться, что я родился после изобретения пенициллина.
Я смотрю на зернистое изображение Джеральда, держащего лопату перед участком земли.
— Он так и не дожил до того момента, когда его дом будет достроен.
— Похоже, что нет.
— Или до женитьбы на своей настоящей любви.
— Не многим это удается, — в его голосе слышится легкая укоризна.
— Должно быть, у нее было разбито сердце, когда она получила известие о его смерти.
— Почему?
Я отпрянула назад.
— Что значит «почему»? Ведь они любили друг друга.
— Если бы она действительно любила его, она бы с самого начала была на его стороне.
— Это он сказал ей, чтобы она не приезжала, пока город не будет достроен.
— Значит, это была ее ошибка, что она его послушала.
Я не могу избавиться от чувства, что защищаю Франческу и ее выбор, особенно когда вижу частичку ее в себе.
— Она ждала его, писала ему письма и мечтала о том, что однажды они поженятся несмотря на то, что все шансы были против них. Так поступают люди, когда влюбляются.
— Это ты так говоришь.
Дерзость этого мужчины.
— Для человека, который никогда не был влюблен, у тебя слишком много мнений на этот счет.
Вена на его шее пульсирует с каждым неровным ударом сердца.
Я продолжаю:
— А что, если это он не хотел рисковать ради нее? Что, если она умоляла быть с ним, но он снова и снова отказывал ей? Он мог бы в любой момент предложить ей выйти за него замуж, и, возможно, ее отец согласился бы, потому что хотел как лучше для своей дочери.
— Слишком много предположений.
— Это ты делаешь поспешные выводы, осуждая ее за то, что она не была достаточно храброй, чтобы быть с ним, тогда как, возможно, это он слишком боялся риска. Может быть, ему следовало строить жизнь с ней, а не возводить стену, чтобы отгородиться от нее.
Черт. Черт. Черт!
Его кулак сжимается и разжимается, лежа на столе.
— Далия…
Мой взгляд возвращается к газете в худшей попытке скрыть покрасневшее лицо.
— В любом случае, Джеральд, скорее всего, и есть тот самый призрак, так что тайна раскрыта.
— Я никогда не осуждал тебя, — несмотря на то, что он говорил шепотом, с таким же успехом он мог прокричать эти слова.
— Я говорила о Франческе, — я встаю.
Он делает то же самое.
— Забавно, потому что на мгновение мне показалось, что ты говоришь о нас.
Мое горло словно обхватили обеими руками и сжали.
— Это довольно самовлюбленное предположение с твоей стороны.
— No mames. Háblame62.
Я отвожу взгляд от его сжатых кулаков.
— Ты опоздал с этим разговором лет на десять, тебе не кажется?
— Очевидно, это было большой ошибкой.
— Ты говоришь это не в первый раз.
Он открывает рот, но тут же захлопывает его.
По правде говоря, я могу дать Джулиану сотню разных шансов объяснить свой выбор оттолкнуть меня, но это не изменит той правды, которую он сделал до боли очевидной.
Я была ему не нужна.
Горький смех подкатывает к горлу.
— Все в порядке.
— Я никогда не хотел причинять тебе боль, — он разоблачает мою неуверенность одним предложением.
— Ты и не причинял, — лгу я.
— То, что я сделал… — его голос затихает.
Хорошо. Мне так больше нравится.
— Все происходит так, как и должно быть, — говорю я.
Он складывает и разворачивает газету, а затем снова складывает ее.
— Я не ожидал, что ты тоже займешься дизайном.
Он знал, если бы дал мне шанс объяснить свои надежды и опасения, а не решил, что знает, как для меня лучше, подтолкнув остаться в Стэнфорде, чтобы закончить факультет политологии, которая никогда не была мне интересна.
Я всегда интересовалась дизайном – это стало очевидным, когда мои родители переделывали наш дом и полагались на меня в выборе большинства отделочных материалов и мебели, – но я никогда не говорила об этом, поскольку они были настроены на то, чтобы я получила какую-то профессиональную степень.
— Я взяла пару занятий перед твоим отъездом, — кроме того, я вступила в клуб и нашла наставника с программы дизайна интерьера, потому что хотела узнать больше в этой сфере, не меняя специализации.
Он приподнял брови.
— Я понятия не имел.
— Никто не знал, — я провела большую часть своей жизни, поклявшись стать крутым юристом, отчасти потому, что мои родители хотели, чтобы у меня была стабильная и хорошо оплачиваемая работа, поэтому меньше всего мне хотелось разочаровывать их, тратя деньги, полученные за обучение в Стэнфорде, на карьеру, которая не гарантировала мне успеха.
Фанаты думают, что моя история о том, как из политолога я превратилась в дизайнера интерьеров, выглядит забавно, но на самом деле она отражает мою пожизненную борьбу со страхом неудачи.
Он замолчал, словно решая мысленную головоломку наших воспоминаний.
— Когда ты предложила работать со мной в компании…
— Нет смысла ворошить прошлое. Мы же не можем вернуться назад и что-то изменить.