— Иногда я хотел бы это сделать.
Дышать становится трудно из-за того, как сильно болят мои легкие.
Он разрывает зрительный контакт.
— Я всегда жалел о том, как поступил с нами. Я не… — его ответ прерывает Бет, выскочившая из-за книжного шкафа.
— Библиотека закрывается, детки! Закругляйтесь и приходите завтра, потому что у меня свидание с пинтой мороженого, которое нельзя откладывать.
— Спасибо, Бет, — не обращая внимания на напряженное выражение лица Джулиана, я отдаю ей ключи и возвращаюсь к картотеке с газетой.
Джулиан больше ничего не говорит. Ни когда мы садимся в его машину. Ни во время поездки до моего дома, и уж точно ни перед тем, как я выбираюсь из машины, сохранив хоть малую толику достоинства.
Я ошиблась. Находиться рядом с Джулианом после стольких лет – все равно что вскрыть старую рану, и вместо того, чтобы сохранять спокойствие, я позволила своим эмоциям взять верх.
Несмотря на то, что я пыталась забыть о нашем разговоре после того, как легла в постель, я все время вспоминала его.
Что он собирался сказать, пока Бет не прервала нас?
Имел ли он в виду свои слова о том, что не должен меня осуждать? Ведь это кажется невозможным после того, как я стала встречаться с его соседом по комнате, которого он когда-то считал другом.
А что было бы, если бы я призналась, что не только он жалеет о своем поступке, но и я тоже?
Глава 19
Джулиан
Идея возвращаться в пустой дом так же заманчива, как удалить коренной зуб без анестезии, поэтому я отправляюсь в «Last Call», отвезя Далию к ней домой. В баре довольно пусто, лишь несколько воскресных завсегдатаев занимают табуреты и окружающие их высокие столики. Я киваю нескольким местным жителям и занимаю свое обычное место в конце бара.
— Modelo63?— Генри, пожилой бармен, кладет передо мной салфетку. Я киваю, и он ставит бутылку моего любимого пива.
— Открой за меня счет, — я бросаю свою банковскую карту на стойку и выпиваю половину бутылки за раз.
— Тяжелый день? — парень, сидящий через несколько табуреток от меня, заговорил.
— Можно и так сказать, — я пытаюсь разглядеть его лицо, но бейсболка отбрасывает на него темную тень.
— Проблемы на работе?
Я молча делаю еще один глоток.
— Семейные проблемы.
Мой взгляд по-прежнему сосредоточен на полке с алкоголем передо мной.
— Проблемы с женщиной.
Мои пальцы крепко сжимают бутылку.
— А-а-а. Понятно, — он смотрит на меня темными глазами-бусинками, которые я узнаю где угодно.
Лоренцо Виттори.
Он делает долгий глоток из своего высокого бокала, а затем ставит его на барную стойку.
— Джулиан Лопес, верно?
Мои мышцы напряглись под рубашкой.
— Да.
— Хотел бы я сказать, что мне приятно наконец-то увидеть человека, из-за которого мне было невероятно тяжело весь последний год, но это была бы ложь.
Я молчу. Конкурировать с предложениями Лоренцо на покупку домов было легко, особенно с моими связями по всему городу.
Людям в городе может не нравиться, что я скупаю старые дома, чтобы потом их снести, но они доверяют мне больше, чем Лоренцо, который жил здесь только до смерти родителей.
Его ухмылка не достигает его мертвых глаз.
— Не очень-то разговорчив?
Вместо этого я делаю длинный глоток пива. Большинство людей в городе считают меня застенчивым. Сдержанным. Спокойным. То, что когда-то было слабостью, теперь стало моей главной силой, особенно когда я имею дело с такими антагонистами, как Лоренцо.
Он испустил долгий, преувеличенный вздох.
— Ты всегда такой зануда или приберег свой стереотипный образ тихони специально для меня?
Генри фыркает.
Я свирепо на него смотрю.
Лоренцо с ухмылкой поднимает свой пустой стакан.
— Как насчет еще одной порции для меня и моего друга?
— Мы не друзья, — я сохраняю бесстрастный тон, несмотря на раздражение.
— Ты проводишь свой воскресный вечер, напиваясь в баре со мной, а не с кем-либо другим. Если у тебя и есть друзья, то они явно дерьмовые.
Он попал в самую точку. Кроме Рафы, у меня нет друзей, поскольку половина мужчин в городе работает на меня, а другая половина вдвое старше.
Расширение бизнеса моего отца требовало жертв, и моя социальная жизнь оказалась одной из них.
Но не самой большой.
Слова Далии, сказанные ранее, не дают мне покоя.
Возможно, это он слишком боялся риска. Может быть, ему следовало строить жизнь с ней, а не возводить стену, чтобы отгородиться от нее.
Дело в том, что когда умер мой отец, я боролся с длинным списком проблем – страх был лишь одной из них. Гордость. Гнев. Горе. Все в моей жизни превратилось в дерьмо, а вместе с ним и моя личность.
То, чего я так хотел, – диплом Стэнфорда, например, и шанс на что-то особенное с Далией – стало невозможным после того, как моя жизнь в одночасье радикально изменилась.
Я едва стал взрослым, когда принял решение оттолкнуть Далию, и это привело к тому, что я вычеркнул ее из своей жизни после того, как мы стали друзьями на первом курсе. Это было бесчувственно и несправедливо с моей стороны, так что она имела полное право найти кого-то, кто помог бы ей чувствовать себя уверенно, чего я, двадцатилетний парень, борющийся с горем, спасая прогорающий бизнес своего отца, сделать не мог.
Воспоминание, которое я держал под замком, всплывает, возвращая меня в то время, когда я учился в Стэнфорде.
— Когда ты планируешь сказать Далии, что она тебе нравится? — спросил Оливер, как только она вышла из нашей комнаты в общежитии после наших поздних ночных занятий.
— Кто сказал, что она мне нравится? — я сохранял бесстрастный тон, несмотря на подскочившее давление.
— Ты улыбнулся, когда, вернувшись из ванной, застал ее шныряющей по твоему столу.
Я придержал язык. Рафа был единственным человеком, с которым мне было достаточно комфортно говорить о своей влюбленности, и я планировал, что так оно и будет.
Он пожал плечами.
— Тебе лучше сказать ей об этом как можно быстрее, пока кто-нибудь другой не попытал удачу.
Меня выдергивает из прошлого острая боль, пронзающая сердце. Сколько бы раз я ни повторял себе, что не мог знать, что Оливер – мудак, я все равно чувствую себя отчасти ответственным за то, что познакомил с ним Далию.
Если бы ты не оттолкнул ее, она бы никогда не сблизилась с ним.
Я делаю глоток пива, надеясь смыть кислый привкус.
Никакое количество алкоголя не изменит того факта, что она тебе настолько дорога, что ты сам на себя злишься.
Блять. Я вытираю рукой лицо. Выпивка в баре должна была дать мне возможность отдохнуть от мыслей о Далии.
Я допиваю остатки пива и встаю.
— Генри, можешь дать мне чек, пожалуйста?
— Куда ты собрался? — улыбка Лоренцо быстро сменяется хмурым взглядом.
Я игнорирую мужчину, который, кажется, не понимает намеков. Генри быстро снимает деньги с моей карты и передает мне чек на подпись.
— Я думал, у нас тут будет настоящий акт сближения, — лед в стакане Лоренцо зазвенел от его долгого глотка.
— Сколько я должен тебе заплатить, чтобы ты уехал из города?
— Я не заинтересован в твоих деньгах.
Я сделал паузу.
— Тогда чего ты хочешь?
— Это могут знать только друзья, — он поднимает свой бокал в шуточном тосте, а затем опрокидывает в себя остатки содержимого.
Я добавляю приличные чаевые и расписываюсь внизу чека, прежде чем выйти из бара. Мое облегчение от того, что я избежал непрекращающейся болтовни Лоренцо, длится недолго, когда я вспоминаю о тупой боли, которая не покидает меня с момента посещения библиотеки.