— М-м-м… да?
— Он сказал мне, что ты плачешь.
— Плачу? — она звучит так же растерянно, как и выглядит.
— Или нет?
— Он тебя дразнил.
Черт бы его побрал.
— Ты проделал весь этот путь, потому что подумал, что я расстроена?
Я потираю затылок.
— Да.
Ее нечитаемое выражение лица заставило меня снова заговорить.
— Значит, ты в порядке?
— Да. У меня была пара вопросов, которые я хотела ему задать.
— Каких?
Она засовывает руки в карманы своей зимней куртки.
— Не возражаешь, если мы немного погуляем и поговорим?
— Конечно.
— Мы можем посмотреть на животных? Давненько я не видела Пенелопу, — Далия наклоняет голову в сторону сарая.
Звук наших сапог, сминающих траву под ногами, наполняет тишину, но длится всего минуту, прежде чем я прерываю ее.
— Он знает о твоем тесте?
— Да, — она смотрит прямо перед собой.
— Давно?
Она отвечает, не задумываясь.
— С тех пор как я вернулась.
Хотя я уважаю его за то, что он сохранил это в секрете, я эгоистично жалею, что он не рассказал мне.
— Он никогда ничего мне не говорил.
Она смотрит на меня краем глаза.
— Я даже удивлена, что он этого не сделал.
— Он заслуживает доверия.
— Забавно, ведь он говорил о тебе нечто подобное.
— И ты ему веришь?
— Я хочу верить тебе.
Я молчу, пока мы идем в сарай. Далия останавливается у первого стойла и протягивает руку.
— Привет, красотка.
Пенелопа, отставная скаковая лошадь, которую Рафа спас несколько лет назад, прижимается головой к ладони Далии. Я встаю позади нее, зажав ее между своим телом и воротами в стойло.
— Я не хочу закончить как Рафа, — ее шепот едва слышен за тяжелым выдохом лошади.
Я перестаю дышать.
— Я не хочу провести остаток жизни, испытывая горечь и сомневаясь во всем и во всех. Я хочу доверять. Я хочу любить. Я хочу жить свободно, не беспокоясь о том, что меня обидят, бросят или предадут.
Я поворачиваю ее к себе.
— Мой кузен поправится, и ты тоже.
Она прислонилась к стойке.
— Мне страшно.
Я целую ее макушку.
— Я знаю.
Она обхватывает себя руками.
— Как я могу быть уверена, что ты будешь счастлив, усыновив ребенка?
— Потому что я всегда восхищался своими родителями за то, что они усыновили Рафу.
Ее фырканье – единственный ответ, который я получаю.
— Они обращались с Рафой и со мной одинаково. Внимание. Дисциплина. Любовь. Ни разу они не дали ни одному из нас почувствовать, что мы не их дети. Но в глубине души я знал, что Рафа заполнил пустоту в жизни моей мамы, которую я не мог заполнить, как бы ни старался. Что-то внутри нее изменилось после многих лет борьбы с выкидышами и мертворождением, и Рафа стал той недостающей частичкой в ее жизни. И во всех наших жизнях.
Она смотрит на меня стеклянными глазами.
— Усыновление никогда не будет для меня вторым вариантом. Никогда не было и никогда не будет, потому что это противоречит всему, во что верили мои родители и что делало нашу семью единым целым.
Секунды тянутся мучительно медленно, и я почти сдаюсь и хочу сказать что-нибудь, чтобы заполнить эту ужасную тишину, пока Далия не опережает меня.
Она прижимает ладонь к моей щеке.
— Я верю тебе.
После вчерашнего разговора у Рафы я понял, что мы с Далией движемся в правильном направлении несмотря на то, что она улетает обратно в Сан-Франциско, чтобы встретиться с «Арчер Медиа» в конце этой недели.
Мне нужно убить немного накопившейся энергии, поэтому я отправляюсь в отцовскую мастерскую, чтобы начать работу над новым проектом. Суббота проходит в торопливой резке, придании формы и шлифовке различных кусков дерева. Мой телефон то и дело жужжит, но я игнорирую входящие сообщения, зная, что Райдер справится со всем, что нужно сделать в понедельник.
Я погружаюсь в работу, легко теряя счет времени, пока громкий стук в дверь не заставляет меня чуть не порезать палец о циркулярную пилу.
— Джулиан! Открывай! — кричит моя мама, прежде чем снова хлопнуть кулаком по двери.
Я срываю защитные очки и маску, прежде чем отпереть дверь.
— Что ты здесь делаешь?
Она заходит внутрь с пластиковым контейнером.
— Я принесла тебе ужин.
Я выхватываю его у нее.
— Как ты узнала, где я?
— Получила сигнал с камеры на подъездной дорожке, которую ты установил несколько лет назад, — ее глаза блестят от непролитых слез, когда мерцают на свету.
Я провожу рукой по своей рубашке, покрытой опилками.
— Здесь небольшой беспорядок.
Она несколько раз моргнула, а затем повернулась ко мне лицом со слабой улыбкой.
— Я все думала, когда же ты наконец вернешься.
— Я видел, как ты все эти годы поддерживала здесь чистоту ради меня.
— Твоему отцу бы это не понравилось, — говорит она.
— Всеми фибрами его души.
Мы оба смеемся.
— Я знала, что твое возвращение – лишь вопрос времени, поэтому хотела, чтобы тебе здесь было приятно работать.
Моя грудь раздувается от эмоций.
— Ты думаешь обо всем.
— А теперь иди и ешь, пока еда не остыла, — мама усаживает меня на табуретку и заставляет попробовать ее знаменитый посоле14.
Я останавливаюсь на середине укуса.
— Ты ведь проходила мимо не только для того, чтобы принести мне еду?
Она провела пальцем по столу, собирая опилки и обломки.
— Я хотела посмотреть, над чем работает мой сын-преступник для Далии.
— Я никогда не говорил, что это для нее.
Она фыркнула.
— Точно.
Моя мама не может усидеть на месте, поэтому просматривает мои планы и заметки, пока я заканчиваю есть.
Она протягивает бумагу, испещренную кучей измерений и заметок.
— Ты собираешься построить это?
— Ага.
— Для дома основателя?
— Ага.
Ма издала самый счастливый визг.
— Ей это понравится.
— Не говори ни о чем Далии.
Она поднимает руки вверх.
— Я бы не посмела.
Пока я ем, она быстро отвлекается на полку у задней стенки сарая.
— О, Джулиан. Это прекрасно! — она проводит рукой по верхней части шкатулки, которую я сделал, и несколько раз крутит рукоятку. — Ты сделал ее музыкальной!
Звучат первые несколько аккордов песни, и ее глаза расширяются.
— Она идеальна.
Я потираю затылок.
— Ты так думаешь?
— Конечно, — мама ставит готовую шкатулку обратно на полку, а затем целует меня в макушку. — Тогда я оставляю тебе заниматься твоим секретным проектом.
— Ты хочешь мне помочь? — мой вопрос вырывается наружу.
— Тебе нужна моя помощь? — она проверяет температуру, приложив тыльную сторону ладони к моему лбу. — Ты хорошо себя чувствуешь?
Я со смехом отталкиваю ее руку.
—Забудь, что я что-то сказал.
— Нет! Я с удовольствием помогу тебе.
— Ты помнишь, как пользоваться циркулярной пилой? — я протягиваю ей кусок необработанного дерева, и она с раздражением его выхватывает.
— Не оскорбляй меня так в месте поклонения твоего отца.
Моя грудь грохочет от моего глубокого смеха.
Она указывает на меня деревянным бруском.
— Я помогала твоему отцу в магазине задолго до твоего рождения, так что лучше помни об это, mijo24.
Мы с мамой работаем бок о бок в течение нескольких часов после того, как я заканчиваю есть. Она несколько раз поправляет меня, напоминая отца, когда делает мне замечание по поводу техники и выбора древесины для более сложных изделий.
С неохотой я заканчиваю работу, когда мама готова упасть, а я больше не могу управлять пилой без дрожи.
— Это было так весело! — она обхватывает меня своими потными, обсыпанными опилками руками. — Спасибо, что пригласил меня.
Я обнимаю ее в ответ, не обращая внимания на легкое чувство вины.
— Было приятно получить твою помощь.