— Мне нужно в туалет, — я бросаюсь в сторону коридора с затуманенным зрением. Я дезориентирована, когда прохожу мимо своей спальни и спешу по коридору к гостевой ванной, которую мы с сестрой делим.
Вот так антидепрессанты делают свое дело.
Слезы капают из глаз в разочаровывающем акте предательства. Еще два месяца назад я страдала от бесконечного оцепенения, а теперь чувствую слишком много всего сразу и в последние несколько дней плачу больше, чем за всю свою жизнь.
Будь терпеливой к себе и доверяй процессу.
К черту процесс. Я не собираюсь выходить из своей комнаты, пока…
Кто-то дергает меня за локоть, и я давлюсь воздухом, когда меня тянут назад.
— Лучше бы у тебя была веская причина расстраивать моего ребенка, — грубый голос Рафы испугал меня.
Я отшатываюсь.
— Что?
— Ты… плачешь? — он хмурится, отбрасывая меня в прошлое.
Мне так надоело, что ты жалеешь себя. Губы Оливера скривились от отвращения.
Ты можешь прекрасно притворяться перед камерами, но когда дело доходит до меня, ты не можешь и самую малость потрудиться. Его слова были ядовитыми, наполняя мой организм парализующей ненавистью к себе и безнадежностью.
Позвони мне, когда вернется та Далия, в которую я влюбился, написал он мне в тот вечер, а через неделю вернулся, чтобы сообщить, что между нами все кончено.
— Далия, — грубый голос Рафы возвращает меня в настоящее.
Я вытираю лицо рукавом свитера.
— Мне жаль, что я расстроила Нико. Ты же знаешь, я никогда бы не сделала этого специально.
Суровость Рафы исчезает.
— Что случилось?
Я не знаю, что заставило меня открыться Рафе, но я не могу позволить ему думать, что я расстроила Нико без веской причины.
— Я… Понимаешь… — дерьмо. — Я избегаю общения с детьми с тех пор, как узнала, что у меня их никогда не будет.
Он несколько раз моргнул.
— А потом ты увидела Нико…
Я киваю, не в силах закончить фразу, в основном из-за сдавленности в горле.
— Прошло всего несколько месяцев с тех пор, как я узнала… — я прерываюсь на рыдание.
Рафа обнимает меня, как это делал мой отец, когда мне было плохо или больно.
— Мне жаль.
Я и не подозревала, как сильно мне нужно было услышать эти два слова, пока слезы не начали катиться по моим щекам. Не знаю, как долго Рафа обнимает меня, пока я плачу, но не отпускает, пока мое дыхание не выравнивается, а слезы не перестают пропитывать его рубашку.
— Ты можешь… — фыркаю я. — Ты можешь оставить это между нами?
Он отстраняется, нахмурившись.
— Никто не знает?
Я качаю головой.
— Только Оливер и его семья.
— Со мной твой секрет в безопасности.
Мои плечи опускаются.
— Спасибо.
Бросив последний прощальный взгляд через плечо, Рафа оставляет меня одну в коридоре.
Я направляюсь в ванную, и глухой щелчок закрывающейся двери усиливает пустоту, растущую внутри меня.
Прошло уже два месяца, а мне ничуть не лучше, чем в тот день, когда Оливер поставил точку в наших девятилетних отношениях. Ему не было дела ни до нашего шоу, ни до нашей совместной жизни. Черт. Ему было наплевать на все, кроме того, что он хотел. Идеальную жену. Живописный дом с видом на залив. Двое детей и собака, играющие вместе за белым забором, как в ситкоме 50-х годов.
Это было будущее, которое он хотел, и которое я собиралась разрушить.
В отличие от того горя, с которым я боролась после потери отца, это совсем другое.
Я другая.
Я хватаюсь за край фарфоровой раковины и заставляю себя посмотреть в лицо той, кем я стала.
Растрепанной. Уничтоженной. Подавленной.
Трудно признать, насколько далеко я зашла за последние несколько месяцев. Та сломленная личность, в которую я превратилась, очень далека от той женщины, которая каждое утро просыпалась полная энергии, с удовольствием выбирала наряд и делала макияж, независимо от того, планировала ли она сниматься на камеру или нет.
Я скучаю по той, кем я была. Скучаю по ней так сильно, что готова стараться, лишь бы вернуть ее, даже если нужно будет посещать дополнительные сеансы терапии и выполнять сложные домашние задания, которые я предпочла бы избежать.
— Ты справишься, — мой надтреснутый шепот заполняет тишину. — Ты можешь доказать ему и всем остальным, что они не сломали тебя, — на этот раз я говорю более твердым голосом, давая словам усвоиться. — И ты можешь бороться сама с собой и стать сильнее, — добавляю я с чувством законченности, откидывая плечи назад, выпрямляя осанку и проводя пальцами по своим беспорядочным волосам.
С этого момента я снова начну жить. Нужно только вспомнить как.
Глава 5
Джулиан
— Мило с твоей стороны опоздать на час, — шепчет мама, загоняя меня в угол пустой столовой.
Я должен был догадаться, что ее просьба помочь накрыть на стол – ловушка.
— Я заканчивал кое-какие дела на работе.
— В воскресенье?
Я молчу, расставляя столовые приборы.
Она покачивается взад-вперед.
— Я хотела спросить тебя…
— Ты продержалась на минуту дольше, чем я ожидал, — я постукиваю по циферблату своих часов за миллион долларов. Это самая дорогая вещь, которая у меня есть, и все потому, что я поспорил с Рафой, который верил, что мы станем миллиардерами после того, как наше приложение «Dwelling» будет размещено на Нью-Йоркской фондовой бирже.
И я рад, что Рафа оказался прав, хотя чуть не расплакался после того, как купил нам одинаковые часы, которые стоят больше, чем мой нынешний дом и машина вместе взятые.
Мама поджала губы.
— Mijo24.
— Да?
— Я хотела поговорить с тобой о Далии.
— А что с ней? — мой голос лишен всякой интонации.
— Я знаю, что у вас есть разногласия, но не мог бы ты отложить их в сторону и быть с ней поласковее, пока она не встанет на ноги? Она сейчас в очень хрупком положении.
— Я заметил, — любому ясно, что Далии не хватает всего одного замечания, чтобы развалиться на части, но я хочу знать почему. Оливер был претенциозным ослом, но, по словам моей мамы, он, казалось, уважал Далию, так зачем же разрывать успешные отношения после девяти лет?
Голос мамы понижается, когда она говорит:
— Роза хочет, чтобы Далия осталась на некоторое время.
Я закрываю глаза.
Она продолжает:
— Я думаю, что вам было бы неплохо объединиться для какого-нибудь проекта, чтобы помочь ей отвлечься от всего.
Я качаю головой.
— Мы с далией не очень хорошо работаем вместе, — чем бы мы ни занимались, мы всегда были соперниками. Играя на поле. В дискуссионном клубе. На Модели ООН25. Если появлялась возможность выступить друг против друга, мы каждый раз соперничали.
— Пожалуйста, подумай об этом, — мама сжимает ладони.
Я выдерживаю паузу в три секунды.
— Подумал. Все еще нет, — после стольких лет избегания Далии, достаточно тяжело снова оказаться рядом с ней. Работая вместе, я открою для себя целый список проблем, к которым мне не хотелось бы возвращаться в этой жизни.
Она складывает руки на груди.
— Mijo24.
— Я не пытаюсь все усложнять, но у нас совершенно разное мышление, когда речь идет о дизайне.
— И что? Я думаю, что встряска пойдет ей на пользу. Роза говорит, что последние два месяца Далия находилась в творческом кризисе, так что, возможно, новая работа вдохновит ее, — настаивает она.
— Вот только ты, кажется, забыла, как Далия назвала один из моих проектов уродливой серой коробкой.
Мама делает кислое лицо.
— Если честно, она в принципе была права.
Теперь моя очередь сердито смотреть на нее.
— Ты сказала мне, что тебе понравилось.
— Да, потому что ты его сделал, mi amor26. Как твоя мать, я не могу не любить все, что ты делаешь, — она гладит меня по щеке с ярким взглядом.