Из старого дома в родном городе он привез немногие личные вещи, одежду, библиотеку, которую начала собирать еще бабушка, да любимую коллекцию зонтов. Зонты были маленькой слабостью Голубева. Когда-то он прочел, что сначала они были знаком высокого положения в обществе и только много лет спустя превратились в доступное каждому средство защиты от дождя или солнца. С точки зрения Леонида, этот аксессуар не утратил своего значения и по сей день, став частью имиджа, так же, как часы, обувь или автомобиль. Сам он предпочитал зонты-трости, поскольку считал, что они гораздо надежнее складных и придают шарм и элегантность своему владельцу, но в его обширной коллекции, помимо зонтов-тростей от Jean Paul Goulrier, Ferre, были и «карманные» зонты вплоть до миниатюрных, зонт с шестнадцатью спицами вместо положенных восьми и даже предмет реквизита с «Мосфильма» – зонт, с которым щеголял персонаж Олега Даля в фильме «Не может быть!». Один из лучших экспонатов его коллекции – швейцарский зонт конца девятнадцатого столетия – занял почетное место в специальной подставке как элемент декора прихожей.
Единственное, что сначала смущало Голубева в новом, но быстро ставшем привычным и родным доме, – это старинное зеркало, сыгравшее с ним шутку при осмотре квартиры. Первое время он даже подумывал избавиться от этого антикварного предмета, тем более что комнату, где оно висело, планировалось сделать спальней. Начинать или завершать день воспоминаниями о странной галлюцинации не было никакого желания. Но, к счастью, видения больше не повторялись, а к зеркалу Леонид быстро привык и даже, можно сказать, полюбил его. Во всяком случае, ему нравилось в него смотреться. Известно, что идеальных отражающих поверхностей не бывает – в каждом кроется хоть один, хоть малейший дефект, который, однако, на поверку может обернуться как недостатком, так и достоинством. Скажем, если зеркало искривлено вширь или по диагонали, то отражающиеся в нем предметы приобретают смешные и нелепые очертания. Но ведь оно может также изменять отражение, вытягивая его по вертикали – не слишком, а чуть-чуть, еле заметно, – и тогда люди, глядясь в него, видят себя выше и стройнее, чем они есть на самом деле. Очевидно, какой-то подобный изъян таился и в недрах старинного посеребренного стекла, украшавшего голубевскую новую спальню. Во всяком случае, собственное отражение в нем казалось Леониду как-то лучше и симпатичнее, чем во всех других зеркалах. Пожалуй, даже и моложе, но, конечно же, не на двадцать пять лет, как померещилось тогда.
Словом, с квартирой все получилось отлично. А вот с прелестным риелтором возникли небольшие проблемы. Как только все документы были оформлены, Голубев сразу же пригласил Олесю отметить это событие в одном из своих любимых ресторанов за Окружной дорогой – Russian style. Девушка охотно приняла приглашение и весь вечер была совершенно очаровательна. Леонид улыбался, шутил, слушал ее милый голос и смех, а про себя просчитывал возможные варианты будущего по оптимистическому, пессимистическому и реалистическому сценарию. Но вышло совсем не так. После чудесного ужина он, как галантный кавалер, доставил свою даму до самого подъезда – Олеся жила в одном из «сталинских» домов на проспекте Мира. У парадного, зажатого между ярко освещенных зеркальных витрин модных магазинов, прозвучал традиционный вопрос о приглашении на кофе. В ответ девушка огорошила его заявлением:
– Леонид Николаевич, хочу вас предупредить. Конечно, я могу пригласить вас подняться, но при этом вы действительно получите только кофе. Я не из тех, кого привлекают встречи «на разочек». У меня есть друг, который меня вполне устраивает, и менять постоянные отношения я буду только на другие постоянные отношения, которые устроят меня еще больше.
В первый момент Голубев чуть руками не развел от изумления. Даже покосился на свое отражение в витрине, словно хотел призвать его в союзники. Ну разве можно в столь юном возрасте быть такой расчетливой и прагматичной, если не сказать – циничной! Позже, поразмыслив, он пришел к выводу, что Олеся, пожалуй, права. В наше время молодая красивая женщина иначе не проживет, а если и проживет, то уж, во всяком случае, многого не добьется.
И все-таки душу тут же принялся подтачивать изнутри противный червячок сомнения. «Это она так с тобой говорит, потому что ты для нее богатый старик. Был бы перед ней молодой и смазливый парень, пусть не на новом Rolls Roys'e, а на разбитой Audi и с зарплатой две паршивых штуки в месяц, она запела бы совсем по-другому… Сама бы на шею повесилась! А ты в свои пятьдесят семь ни на что другое не годишься, кроме как выкачивать из тебя деньги и подарки, а за спиной хихикать с молодым любовником над твоими неудачами в постели…»