Г о л о с а. Наше время — время открытий, Хидоят-ака.
— Да, нет греха в желаниях, нет предела в мечтах!
— Это тебе не мечта! Это кичливость и показуха!
— А тебе-то что?
— А то… После такого тоя — толстое станет тонким, а тонкое вовсе порвется.
— Наверное, изрядно потратятся, как потом жить-то будут?
— Ну, он-то проживет. Пусть каждый протягивает ноги по своему одеялу.
— Но ведь надо и меру знать. Зачем дались ему эти стрелки? Он и так знаменит по всей махалле. Как белое пятно на лбу черной лошади. Каждый год задает праздники, гуляет свадьбы.
— Умеет жить, молодец! А кто не умеет, пусть помалкивает!
— Да разве в этом дело?..
Х и д о я т. Хватит языки чесать! Среди нас кое-кто должен пойти и на этот той, верно?
Г о л о с а. Верно!.. Пойдем!.. Ну, пошли! (Детям, которые еще дремлют, сидя на земле.) Эй, мои верблюжата, пошли на новый праздник! Спать будете после плова.
Группа людей удаляется. За ней, на ходу надевая рубашку, спешит ч е л о в е к среднего возраста.
Ч е л о в е к. Хидоят-ака вечно спешит. Уводит всех, не дождавшись меня. А потом будет шутить, что у меня молодая жена.
Появляется другая г р у п п а л ю д е й во главе с А л и м о м. Они тоже замечают объявление и фанерный указатель.
Г о л о с а. Ну просто удивительно, как размахнулся!
— Ты разве не слушал радио? По радио еще громче было сказано.
— Наверное, журналист, вроде тебя, сочиняет для них. А может, это ты и написал?
— Ну, не обижай!.. А все же Зия-ака умеет устраивать той!
— Но какие бы он той ни устраивал, Зия-ака не «столп» нашей махалли. У нас есть куда более мудрые люди. Сами скажите, Алим-ака, разве не так?
А л и м. Самое худое колесо — это то, которое больше всего слышно.
О д и н и з г р у п п ы. Нет, я все удивляюсь, Зия-ака — продавец, получает меньше, чем я — аспирант, а каждый год задает такие пиры! А я до сих пор не могу жениться. Никак не скоплю денег на свадьбу!
А л и м. В чужих руках ломоть велик. А как нам достанется — мал кажется.
А с п и р а н т. Да я не завидую, Алим-ака!..
А л и м. Я понимаю… Я в общем. Не было бы зла, да зависть нанесла. Ну ладно, пошли.
Уходят. На сцене появляется Х а т и р а с г р у п п о й ж е н щ и н.
Х а т и р а (бросив горсть монет над объявлением). Да сохранит сам аллах от дурного глаза!
Ж е н щ и н ы (быстро собирая деньги). Деньги Хатиры-апа — для нас реликвия.
— Дай бог, чтобы и мы такие свадьбы справляли.
— И я возьму от дурного глаза.
— Ногу, ногу подвинь, наступила! (Толкает.)
— Ой! Не подвину. Это мое! Мое!
Х а т и р а (достав из кармана еще горсть монет). Да не спорьте. Вот вам еще. Ну, пошли.
Женщины в испуге отступают назад.
Х а с и я т. Но утренний плов всегда для мужчин! Это традиция! Даже закон!
Х а т и р а. Те традиции все устарели, Хасият-апа. И носить паранджу было традицией. А теперь — новое время. С мужчинами мы уравнялись, и права одни. И деньги зарабатываем одинаково. Значит, и удовольствия должны делить поровну.
Х а с и я т (испуганно). Ты не трогай традиции, Хатира! Дорога мужчины всегда будет шире. И не гневи аллаха.
Х а т и р а. Если вас слушать, вы нас опять оденете в паранджу. (Другим женщинам.) Не бойтесь, пойдемте. Вперед!
Ж е н щ и н ы (пятясь). Я оставила чайник на плитке.
— А у меня дети остались одни.
— Ой, я забыла совсем, я поставила тесто.
Х а т и р а. Вот так всегда! Трусихи! Вы однажды умрете от дел! Так и не испытав радостей жизни.
Ж е н щ и н ы. А я бы пошла. Но меня не приглашали.
— И я бы пошла.
— И я.
Х а т и р а (задумалась). Послушайте, тогда вот что. Я сама приглашаю вас! И сама поведу. Я сама сделаю это традицией. Ведь кто-то был первым, когда сбросили паранджу. Завтра все вы пожалуйте ко мне на утренний плов.
Х а с и я т. Ты очень-то не задавайся! Лучше посмотри на это объявление и указатель. И посмотри хорошенько. Там твоего имени даже в помине нет. Хотя ты мать жениха и жена Зия-Кары.
Х а т и р а (удивляясь). Ах, нет? (Разглядывая текст.) Верно, нет. Ничего, будут вывешивать новые объявления.
Женщины уходят.
Появляется г р у п п а ж е н щ и н, возвращаясь с праздника Султанджана. Во главе — Х и д о я т, он одет в новый халат.