Ни в какой другой город я столько не ездил, как в Киев.
Ни по какому другому городу столько не кружил. Наши командировки весенние, летние: тянули к себе днепровское плавное кудрявое взгорье, длинные набережные с неподвижными, как их поплавки, удильщиками, стадиончик «Динамо», где и без футбола приятно посиживать на дальней скамье в тени старых деревьев. Киевские площади, театры, музеи, редакции, церкви, памятники, скверы, рынки, вареничные, гостиницы, маршруты метро и троллейбусов я не то что припоминаю, я их знаю, как свои московские, знаю так, словно среди них живу.
Июньский солнечный день, открывали памятник расстрелянным оккупантами четырем динамовцам. Строем стояли мальчишки из футбольной школы, старавшиеся быть серьезными, женщина — секретарь горкома разрезала красную ленту. Неподалеку, в бассейне, прыгали в воду, гулко вскрикивали, и тишина вокруг памятника казалась хрупкой, стеклянной. И пока эта тишина была цела, в глазах стояли двое из четверки, те, кого видел: вратарь Николай Трусевич и хавбек Иван Кузьменко — сильные, молодые, на зелени предвоенного московского стадиона «Динамо».
Мне нравилось слоняться во внутреннем дворике республиканского стадиона, мавританском, с колоннадой, слушать степенные, солидные речи до матча и горячечные — после; нравилось, проводив оба автобуса с командами, не спеша выйти на улицу, еще возбужденную, перекрикивающуюся, толкающуюся. Как и дома, в Киеве я обзавелся собственным ритуалом посещения матчей.
.Кроме знакомств необходимых мне, там выпала удача найти надолго душевную близость. Михаил Михайлов, работавший в журнале «Старт», перед футболом благоговел, любил его возвышенно и всепрощающе. Меня он высмотрел при первом появлении на киевском стадионе и отличил без выведывания и приглядывания: для него было достаточно моей причастности к миру футбола. Завязалось сотрудничество: он писал для «Футбола — Хоккея», я для «Старта». Прогулки по Киеву, в которых он был восторженным, неутомимым гидом, вечера в кругу его милой семьи — все это сделало свое дело: мы подружились.
Среди журналистов, пишущих о футболе, немало таких, для кого эта тема единственная, — трудно представить, чтобы они занялись чем-то другим. А есть и такие, кто пришел к футболу, сделав выбор. Михайлов пописывал рассказы, лирические, юмористические, и сообщал мне об этом не без смущения, проверяя, как я отношусь к измене. Для вида я журил его — ему, при его влюбленности в футбол, по-моему, этого даже хотелось. Но в глубине души я знал, что футбольной теме совершенно необходимы люди в ней не запаянные, как в ампуле.
Михайлов изрядно потрудился для киевского футбола: он преподносил его в центральной прессе, помог написать книги известным мастерам Юрию Войнову и Леониду Буряку, знакомил нас со взглядами тренеров Виктора Маслова, Александра Севидова, Валерия Лобановского, для «Футбола—Хоккея» проинтервьюировал, должно быть, всех футболистов, игравших в киевском «Динамо» в чемпионские сезоны. С помощью Михайлова я знал о команде и ее людях, кажется, все, что можно знать.
Перечитав предыдущий абзац, приостановился на словах «потрудился для киевского футбола». Не убрать ли «киевского», не лишнее ли? Заминка вынуждает объясниться.
Журналисты, которые команду города, где живут, видят воочию, на стадионе, раз двадцать в году, а все остальные — по разочку, которые в своих газетах всю жизнь пишут о своей команде, и когда их из Москвы просят «дать материал», то тоже об их команде, такие журналисты тем не менее обидятся, если их назвать «местными». Любому человеку нашей профессии с руки, да и необходимо философствовать о футболе в мировом масштабе. И все-таки у тех, кто породнен с одной командой и душевно и служебно, она — и отправная- точка, и пробный камень, и символ веры. Так заведено от сотворения журналистики. Таков закон спроса. Когда мне заказывали обозрения для газет Киева, Тбилиси, Вильнюса, непременно напоминали: «Надеемся, что о нашей команде вы отзоветесь поподробнее».
Киевских коллег их единственная команда повела за собой далеко, снабдив впечатлениями европейского и мирового значения. Мы, москвичи, числящие себя представителями центральной прессы, в глаза не видели Кубок кубков (а киевляне — дважды), московские игроки в сборной наперечет (а киевских — большинство), нам осенью присылают билеты на чествование призеров (а киевляне то и дело посещают вечера, где славят чемпионов). Уж и не помню, сколько раз ездил на такие торжества в Киев с призом «Крупного счета» или с дипломом «Лучшему игроку года» и выходил на сцену с поздравительной речью.
Может показаться, что столичность московские журналисты приобрели исторически, в годы главенства своего футбола. Такое объяснение лежит на поверхности. Есть и другие.
Нас держит в узде работа. Условие первое, непременное, соблюдение которого мы же сами и контролируем — выделять в многообразии футбола то, что истинно заслуживает внимания. Клубным симпатиям, точнее сказать слабостям, подвержен каждый сотрудник «Советского спорта» и «Футбола — Хоккея» — это в порядке вещей. Нам они известны и становятся поводом для подтрунивания, оживляют, веселят редакционные будни, но всерьез не принимаются. Заняты мы поиском наилучших игровых проявлений, равно как и болевых точек, требующих срочного критического вмешательства. Этим и измеряется наша квалификация. И не в «инстанциях», а в редакции, друг перед другом. Однажды пришло письмо: «Всех вас надо выселить, лишить московской прописки, вы только и пишете про другие команды, а не про наши». Мы обсудили его в своем кругу и сочли несостоятельным: московские клубы в тот момент ничего собой не представляли.
Я говорю о всесоюзных изданиях, которые иные горячие головы причисляют к московским. Признаться, с грустью наблюдаю за футбольными рубриками городских московских газет. Было время, они держали столичную марку, освещали чемпионаты без местного акцента. Постепенно, не знаю под каким влиянием, угол зрения сузился до «наших земляков». Тем самым было проявлено неуважение к читателям: нелепо же предположить, что искушенных москвичей интересуют исключительно свои клубы, а об остальных, играющих лучше, достаточно двух строк. Как-то «Вечерняя Москва» предложила мне написать обозрение. Московские команды играли тогда скверно, что и было отражено. Редакция принялась «советоваться» — куда-то мое обозрение возили на просмотр — и в конце концов с извинением вернула: «Для нас чересчур остро». Обозрение было тут же напечатано в «Футболе — Хоккее» и «чересчур острым» читателям не показалось. С тех пор я взял себе за правило контакт с московскими читателями держать помимо городской печати, чтобы не мельчить с оговорками и реверансами.
Мы как журналисты взращены на противоречиях. Для нас футбол с мальчишеских лет — нескончаемая задиристая полемика. Мне трудно представить, какими бы мы были, если бы Москва имела одну команду. К счастью — их пять. Благодаря этому есть гарантия, что любому московскому клубу ничто не будет прощено: оценку выставит не милостивый согласный хор, а жюри, которое рассмотрит самые разные доводы. Перехваливать «Спартак» или «Динамо» нам не к лицу: будет неловко взглянуть в глаза товарищам по редакции. Состязательность во взглядах — какая игра достойна поддержки, как созвучная идеалу, и какая ее не заслуживает, будучи примитивной,— вошла в привычку, без нее мы не мыслим работы. Нет ничего легче потрафить болельщикам, футболистам, тренерам, получить благодарственные отзывы, но за это придется расплачиваться, когда нарвешься на скептические усмешки в стенах родной редакции. Это опасение незримо витает за спиной, когда сидишь за машинкой, и верой и правдой нам служит.
Так сложилось. Ради того чтобы центральные издания взвешенно вели футбольную тему, Москве и полагалось иметь несколько команд.
Киевским журналистам труднее. Даже при условии, что «Динамо» — первоклассная команда, что вкус развит и наблюдений предостаточно, все же она одна, всегда одна, более полувека, и волей-неволей становится печкой, от которой все танцы.
У журналистов, вынужденных глядеть сквозь одну призму, представление о всех других командах создается от их короткого полуторачасового пребывания на местном стадионе, где далеко не каждой хватает мужества быть самой собой, не подстраиваться под «чужое» поле. Постоянное сравнение всех со своей командой таит в себе изолированность любопытства и заведомую схематичность выводов. Каково было журналистам Еревана, Тбилиси, Алма-Аты, когда, скажем, в чемпионате 1987 года их клубы дома регулярно побеждали, а из других городов летели столь же регулярно известия о проигрышах?