УЛИЦА АРХИПОВА, 8, ТРЕТИЙ ЭТАЖ, НАЛЕВО...
Мир тесен. В пору моего детства улица Архипова называлась Большим Спасоглинищевским переулком. Летом я туда не заглядывал, не по пути. А зимой мы, ребятня, там пропадали вечерами, после школы. Для нас это был не переулок, а гора, крутая, длинная, ляжешь животом на саночки на Маросейке, а сваливаешься в сугроб на Солянке. И проносился мимо дома номер восемь, не взглянув.
Прошло время, и сделался этот дом на четверть века вторым домом, спешил к нему по утрам, позабыв, что когда-то катался здесь на санках.
Еженедельник «Футбол» начал свою жизнь в июне 1960 года, и вовремя. Наш выход в мир большого футбола только что состоялся, а знаниями мы похвастаться не могли. Была потребность в информации, в трибуне для обмена мнений. Да и просто побольше почитать разного о футболе людям хотелось. Это зрелище накрепко связано с чтением, не представляю себе болельщика без газет. Чуть ли не половина удовольствия — узнать, что пишут, свериться.
А тут, словно подгадали, в июле во Франции был впервые разыгран Кубок Европы, и его привезла в Москву советская сборная. Да и чемпион осенью удался как нельзя лучше — «Торпедо», новенькое, с иголочки. Так что «Футбол» начал на мажорной ноте, волею событий сразу был замечен и признан.Шесть лет его редактировал Мартын Иванович Мержанов. Повезло и еженедельнику и редактору. Мержанову было шестьдесят, казалось, он всю жизнь ждал, когда откроется «Футбол», чтобы в нем поработать. За его плечами были годы в «Труде» и «Правде», войну прошел фронтовым корреспондентом, закончив присутствием при подписании капитуляции в Берлине, потом — «Огонек». Во все, чем занимался, Мержанов вносил свой природный бурный темперамент, он безоглядно доверял своим вкусам и пристрастиям, пылко их отстаивал, был добр ко всему, что считал честным, правильным, прогрессивным, и воинственно не принимал все то, в чем подозревал затаенный обман, косность, невежество. Этот сложившийся, много потрудившийся на своем веку, заслуженный, награжденный журналист имел страсть, причем не тайную, к футболу. Она зацепила его в юности, когда он поигрывал вратарем и выпускал рукописный футбольный журнал. Мержанов писал о футболе и в зрелые годы, но развернуться по-настоящему не имел возможности. И вот она представилась.
Как легко догадаться, Мержанов-редактор немедленно превратил еженедельник в поле битвы.
Для начала, для затравки было затеяно обсуждение статьи тренера из Тбилиси А. Гальперина под названием «В чем красота футбола». Наверное, каждый имеет что заявить на сей счет. И пожалуйста: драматург Исидор Шток — «О поэзии и вдохновении», другой драматург, Леонид Малюгин — «Уважайте болельщиков», тренер Борис Аркадьев — «О вкусах спорят» и еще один драматург, Алексей Арбузов — «Заметки любителя». Что один за другим отозвались три драматурга — не совпадение, кому как не им созвучен футбол с его интригами.
Следом дискуссия сугубо специальная: о персональной и зонной защите. Завел ее тренер «Торпедо» В. Маслов, извечный противник «персоналки», статьей «Футбол без тени». Осторожный М. Якушин ответил статьей «За разумно персональную опеку». Н. Палыска, считавшийся у нас, когда играл, самым искусным «персональщиком», отстаивал свое — «Тень на ясный день», полемизируя с Масловым. Тренер Б. Цирик, склонный к теоретизированию, написал исследование «Зона и опека». В. Трофимов, в прошлом нападающий, правый край, как ни странно, оказался за «персоналку»— «Надежное оружие», а другой бывший правый край, Н. Старостин, против — «Отживающая система».
За четыре года до того, как после долгого, скрипучего раскачивания было принято решение об участии наших клубов в розыгрыше европейских Кубков, проницательный, дальновидный журналист Александр Перель опубликовал в «Футболе» полемическую статью «Давайте разберемся». Он писал: «Если мы и дальше будем уклоняться от участия в международных турнирах, то сама жизнь выключит нас из общения с лучшими клубами Европы. Только в официальных турнирах можно определить силу команды, ее мастсрство, ее класс».
Так сразу сложилось направление еженедельника.
Другой заботой Мержанова-редактора было собрать авторитеты, имена, чтобы издание звучало. С первых же номеров среди авторов весь «генералитет»: Б. Пайчадзе, М. Бутусов, Б. Аркадьев, К. Бесков, М. Якушин, три брата Старостины — Николай, Александр, Андрей, В. Мошкаркин, А. Дангулов, В. Гранаткин, Г. Качалин, В. Бобров, В. Маслов, В. Дубинин, С. Сальников, А. Парамонов, Н. Латышев, А. Идзковский, А. Акимов, Н. Симонян, писатели Юрий Трифонов, Борис Полевой, фельетонисты С. Нариньяни, Ю. Золотарев, Ц. Солодарь, В. Новоскольцев, кинорежиссер Марк Донской, журналисты А. Вит, А. Галинский, И. Бару, В. Мдивани, А. Кикнадзе, А. Леонтьев, Ю. Ваньят.
Словом, сбор всех частей. Мержанову было чуждо выпячивать свою роль, наоборот, на каждом шагу он твердил, что «Футбол» — дело всех, кто заинтересован в благополучии игры. Благодаря этому, люди, работающие на поприще футбола, легко приняли еженедельник как свой, родной. В. Маслов постоянно говаривал: «Наш журнальчик». А редакция по улице Архипова, 8 стала местом паломничества.
И мне приятно, что состоял в редколлегии с самого начала, а в третьем номере напечатался.
Наши с Мержановым отношения были своеобразны. Согласно распределению обязанностей, я как заместитель главного редактора «Советского спорта» курировал «Футбол». Зная достоинства Мержанова, редактора и журналиста, будучи с ним в добрых отношениях, считаясь и с тем, что он старше меня на двадцать лет, я не позволил бы себе вмешиваться в его дела. Кураторство соблюдал он. Мержанов следил за тем, чтобы я читал номера перед выходом, приносил рукописи, вызывавшие сомнение, планы номеров. Стоило мне, пожав плечами, вымолвить, что он разбирается во всем этом не хуже, чем я, как он взрывался и повышал голос: «Все, чем вы еще занимаетесь в газете, — ничто в сравнении с футболом!»
Всякий раз, когда Мержанов писал для «Советского спорта» или «Футбола», разыгрывалась одна и та же сценка. Он приходил ко мне, наказывал секретарше не звать меня к телефону и никого не впускать, захлопывал дверь на замок и клал передо мной рукопись.
— Читайте! — говорил он тоном приказа. Я знал, что мне не отвертеться, и откладывал в сторону даже самые срочные бумаги, как мы говорим, «в номер».
— Возьмите ручку,— тем же тоном произносил Мержанов.
Я начинал с небольших, осторожных поправок, но редакторский навык брал свое: что-то вычеркивал, что-то вписывал. Мержанов хранил молчание.
Закончив, я придвигал к нему рукопись.
— Может быть, что-то не так, посмотрите...
— Все — так. Только вы не думайте, что стилистические выкрутасы так уж важны: главное за что и против чего автор, мы — не Флоберы.
— Мартын Иванович, помилуйте: зачем же вы заставили меня читать, печатали бы как есть?
— Мне лучше знать—зачем. Вы — при должности.
Пикировка, постороннему показавшаяся бы не
слишком вежливой, заканчивалась тем, что мы не выдерживали и смеялись.
Мержанов нежно, даже сентиментально, впадая в восторженность, любил футбол красивый, изящный, техничный, был верным поклонником бразильцев. Среди наших мастеров его избранниками были Г. Федотов, Пайчадзе, Нетто, Сальников, Воронин, Месхи. Он мог любоваться их фотографиями, а если кто-то заставал его за этим занятием, заявлял: «У вас, разумеется, другие герои, вам подавай бегунов, костоломов, силачей», хотя подошедший не проронил ни слова. Это не было вздорным ворчанием, Мержанов слишком хорошо знал хрупкость футбольной красоты, как нелегко ее сберечь, сколько у нее противников. Он враждовал с теми, кто превозносил оборону, забывая сказать доброе слово об атаке. Футбол он мерил по форвардам и сокрушался, что в новейших тактических построениях их становится меньше.
Работавшие рядом с Мержановым нередко расходились с ним в оценках, не принимали его крайностей. Одно время Мержанов сидел в комнате вдвоем с Александром Яковлевичем Виттенбергом, известным по псевдониму — А. Вит, и все, кто проходил мимо их двери, изумлялись: «Когда же они работают?» С утра до вечера оттуда раздавались крики: «Ты — жалкий оборонец!», «А ты — демагог и авантюрист!» Это не мешало Мержанову и Виту, людям умным и интеллигентным, отдавать должное друг другу, без этих схваток им, по-моему, было бы пусто.