К кормчим подошел Ораз с лицом озабоченного бога.
— Адмирал! Слишком спокойно живем! Злой Мот не дремлет и растлевает души правоверных свободомыслием. Только войны и беды могут удержать людей от безбожия.
— Что-нибудь случилось?
— Тирянин из экипажа второго судна мутит людишек. Сегодня многие из мореходов Агенора не явились на утреннюю молитву.
Альбатрос нахмурился и строго взглянул на кормчего.
— Не можешь справиться со своими людьми, адон Агенор!
— Нам нечего делать среди любимцев адона Ораза. Они покушались на моего помощника.
— Астарт — твой помощник?! — удивился Скорпион и тут же прикусил язык.
— Безбожник погубит всех вас! — крикнул жрец в лицо адмиралу. — Нужно принести тирянина в жертву Мелькарту!
— Так вот почему вы не убили его тогда, — спокойно произнес Агенор, — вы принесли его в жертву Ваалу. Лучи Сияющего должны были его испечь заживо. Вы его не сожгли на огне — дым мог всполошить нас… Адон Альбатрос, Астарт дорог мне, как и любой из моих людей. Я не позволю причинять ему зло.
— Спелись, — прошипел Ораз, — вы оба поплатитесь…
— Предоставь, жрец, небу карать, а сам займись чем-нибудь полезным, — Агенор говорил чуть насмешливо, — безделие мутит даже светлые головы. — Я запрещаю ссоры! — взорвался адмирал. — А на молитвы являться всем!
Галера Ассирийца вернулась через два дня. Многие из его мореходов были ранены. Старика араба пинками согнали по трапу и бросили к ногам адмирала. Сабейский тюрбан свалился на песок, обнажив бритую голову.
— Кормчий? — спросил Альбатрос по-сабейски.
— Да обрушит бог Илумкуг гнев свой на Ханаан! — свирепо произнес старик.
— Я тебе подарю жизнь, если ты ответишь на все мои вопросы.
Араб выпрямился и вдруг плюнул в лицо адмиралу. Все ахнули.
— На трирему его, — приказал Альбатрос.
Араба пытал Скорпион, большой любитель и знаток этого дела. Присутствовали Ораз, Медуза и Альбатрос.
— Все скажу — прохрипел арабский кормчий, пытаясь увернуться от раскаленного лезвия кинжала. Он был связан, поэтому лезвие неминуемо настигало. — Все скажу! — закричал кормчий, обезумев от боли.
— Говори, — Альбатрос остановил палача жестом.
— Рих ал-мавсим — наша тайна, да поразят боги всех хананеев!.. — Отметный ветер, — перевел Альбатрос и опять повернулся к арабу: — Расскажи подробней: когда дует, сколько дней в году и как им пользуются арабские мореходы. Но силы оставили старика сабея, и он сник. — Ахтоя сюда! — крикнул адмирал. Матросы разыскали жреца истины, мирно беседующего с африканским колдуном. Язык жестов позволил Ахтою узнать многое из тайн туземных врачевателей. Сморщенный от бремени лет и жертвенных дымов колдун подарил египтянину целую связку лечебных кореньев и плодов. Но неожиданно Ахтоя заинтересовали африканские боги. Он как мог принялся выспрашивать колдуна о назначении орнаментов на грубо вытесанных из черного дерева идолах. В этот волнующий момент познания чужой религии, не похожей ни на одну из известных Ахтою, появились матросы и, не затрудняя себя объяснениями, подхватили тощего жреца истины на руки и потащили на трирему.
Альбатрос, очень довольный, расхаживал по площадке кормчего.
— Слава Мелькарту, пославшему своим сынам этого араба! Его нужно привести в чувство, — строго сказал он египтянину.
ГЛАВА 41
Океан
Итак, рих ал-мавсим — «отметный ветер» арабов. Время и чужое произношение изменили впоследствии «мавсим» на «муссон».
Таким образом, многовековая эволюция арабской навигации в океане завершилась открытием «отметного ветра». Почему завершилась? Да только открытие пассатов еще могло совершить подобный переворот в океанской навигации. Но пассатные воздушные течения долго еще оставались тайной для человечества.
Арабы издавна заметили, что ветры над океаническими просторами подчиняются определенным законам. Циклоны с поразительной регулярностью свирепствуют в районе Индийского океана четыре с половиной месяца — с июня до середины октября. Затем начинают дуть постоянные ветры. Страх перед стихией заставил арабов обратить внимание на цикличность штормовых шквалов. Затем пришло умение различать северо-восточный муссон и юго-западный. Началась арабская эпоха в Индийском океане. Арабские суда, пользуясь муссонными ветрами, проложили настоящие морские дороги в Индию, Цейлон, Восточную Африку. И только спустя века греки вторично открыли муссон. Честь этого вторичного открытия принадлежит адмиралу Александра Македонского Неарху. Так знание муссонов проникло в Европу, и уже римляне смело пользовались «отметным ветром».
Северо-восточный муссон обилен ливнями. Собственно, он — причина дождливого периода муссонных тропических широт.
Финикийской флотилии суждено было пройти сквозь водяное ядро сезона. Вода сверху, вода снизу, и так много суток подряд. Хананеи приуныли. В Красном море они привыкли к плаванию у берега, а здесь вместо желанных устойчивых контуров — гигантские валы, пенистые гребни да нескончаемые дожди с ветром.
— Куда нас затащил араб? — ворчали бывалые мореходы, забившись в трюмы.
Болтун рассказывал очередную «правдивую» историю из жизни богов. Ахтой изобретал средство против ливийских тараканов, которые стали настоящим бедствием. Занесенные с Пунта, они стремительно размножались, пожирая и загрязняя продукты, одежду, и добрались даже до людей: обгрызали по ночам кожу вокруг ногтей.
Мокрые паруса были постоянно наполнены ветром, но Альбатрос распорядился прибавить скорость, поэтому днем и ночью вздымались и опускались весла. Старый адмирал знал, как опасно в длительном плавании безделье.
Астарт греб, по обыкновению, в паре с Эредом. В ливень грести легче, чем в зной, но от воды у гребцов часто слазит кожа с ладоней. Рутуб, нахохлившись, сидел под конусом из овечьей шкуры и монотонно бил в барабан деревянными колотушками.
Впереди по курсу флотилии постепенно нарастал неясный шум, не похожий ни на рокот прибоя, ни на рев волн. Шум становился все отчетливей и всполошил мореходов на всех кораблях. Они высыпали из трюмов.
Кормчие тревожно всматривались в волны. Гребцы бросили весла и хлынули к бортам.
Вскоре все водное пространство вокруг кораблей бурлило и плевалось пеной. Множество крупных и мелких рыб носилось у самой поверхности, то и дело выпрыгивая. Казалось, здесь собралось все население океана и, забыв об извечной вражде, предалось буйному веселью. В клочьях пены, не обращая внимания на крутую волну и беспощадно хлеставший ливень, мелькали темные спины крупных животных — тюленей, небольших китов. Стремительно резали волну плавники акул среди бешеной пляски серебристой мелочи.
Никто, даже арабский кормчий, не мог объяснить происходящего: просто очередная тайна океана. Мореходы схватились за снасти и гарпуны: подвернулся хороший случай пополнить запасы продовольствия.
Анад зацепил крючком за извивающееся щупальце, усеянное бугристыми присосками, и, к удивлению всех, вытащил на палубу огромного кальмара. Океанский житель пялил на всех большие, по-человечьи разумные глаза и выпустил на доски клейкую лужу чернильной жидкости. Ораз с площадки Альбатроса вогнал остро отточенный гарпун в лоснящуюся спину кита. Трирему так тряхнуло, что адмирал, жрец и десяток мореходов свалились в воду. Их быстро выудили, а кит с обрывком толстого каната нырнул, и его больше не видели.