Абсолютно.
— Тогда, мы можем заниматься этим всю ночь. — отвечаю я нечестиво.
Питер улыбается и встает на колени передо мной. Он направляет свой член и
врезается в меня. Мы оба стонем — чувства неописуемы. Он огромный, поэтому мне
нужно некоторое время, чтобы привыкнуть.
— Ты как? Я не могу больше сдерживаться.
— Трахни меня, мистер... Аааа...
Он вытаскивает член и врезается в меня снова. И еще раз. С каждым толчком, он
все глубже и глубже. Его руки сжимают мои бедра, пытаясь удержать на месте, но от
жестких толчков, я скольжу на простынях.
— Ты такая тугая, черт... — рычит он, вдалбливаясь в меня. Его яйца бьются об
мою задницу.
Моя грудь подпрыгивает с каждым толчком. Я стону, пытаясь бороться с желанием
потребовать больше или просить, чтобы он остановился. Это слишком, как он меня
наполняет, трахает, его грязные слова, его сексуальный рот.
— О, боже. Питер, я… я …
Он надавливает на мой набухший клитор так сильно, что оргазм посылает волну
удовольствия по позвоночнику и я выгибаю спину. Питер не обращает это во внимание и
продолжает вдалбливаться в меня. Я пытаюсь остановить его, но он не успокаивается, пока рыча, горячее семя не взрывается внутри меня.
Но боже, он еще не закончил. Он достает член и начинает растирать свое семя
тремя пальцами внутри меня.
— Посмотри, как ты прекрасна. Заполненная мной. Блядь, я хочу видеть тебя такой
всегда, — бормочет он, а его пальцы проникают все глубже и глубже. В результате чего, я
достигаю еще одного оргазма.
— Питер, я больше не могу.
Я знаю, что мои мольбы ничего не изменят, наоборот, он становится еще более
агрессивным. Он размазывает наши совместные соки по всему моему телу.
— Мое, — стонет он и заменяет пальцы своим языком.
Питер поедает меня, пока во мне нарастает новая волна удовольствия, все сильнее и
сильнее и я ныряю в еще один оргазм. Я напрягаюсь и мое зрение затуманивается.
Я хватаюсь за голову Питера, потянув его за волосы, молча прося пощады. Я
чувствую, как на его губах появляется улыбка; Вибрации его смеха — отдаются
мучительной щекоткой к моему переутомленному клитору.
— Я могу делать это вечно, — напевает он и отстраняется. Его подбородок блестит, когда Паркер самодовольно смотрит на меня, на слой его соков, размазанных по моей
коже…
— Как чувствует себя твоя задница?
Я смеюсь:
— Будто ее отшлепали.
Питер улыбается.
— Хорошо, я хочу, чтобы так и было. — Паркер наклоняется поцеловать меня. —
Может быть, я буду поощрять тебя, когда ты будешь называть меня так.
Он дарит мне последний поцелуй и спрыгивает с кровати.
— Пойдем в душ, а потом, я накормлю тебя.
Не знаю, что на меня нашло, потому что я не уверена, что смогу справиться с еще
одним нападением, я отвечаю:
— Не знаю, мистер Паркер, Не думаю, что хочу есть. Я испытываю немного другой
голод.
Его глаза сверкают похотью и член дергается, снова твердея:
— Блядь, ты права. Я накормлю тебя позже. — И он наклоняется, поедая мои
голодные губы.
Глава 6
— О, боже! — стону я, пока сироп стекает по подбородку, — Как ты это делаешь?
— сунув в рот блин с сиропом и фруктами, спрашиваю я.
Мы так и не поужинали прошлой ночью, потому что наш аппетит жаждал не еды.
Питер Паркер вдалбливался в меня всю ночь и мы отключились до восхода солнца.
Меня разбудил его теплый язык, ласкающий мой сосок, а палец кружил над
клитором. Я думала, что мое тело истощено и не получит оргазма еще месяц, но его
уверенные, нежные движения не заставили долго ждать, и вскоре, я сокращалась вокруг
его пальцев.
Я сижу на кухне после веселого душа, пока он кормит меня самой вкусной едой на
свете. А веселье заключалось в том, что меня прижали к холодной кафельной плитке и
трахали.
Я сказала Питеру, что подойдут и остатки вчерашнего ужина, но он настоял на том, чтобы приготовить завтрак. Он берет тарелку для себя и садиться рядом со мной.
— Я сам научился, — говорит он и отпивает кофе.
Я хватаю еще один блин, не заботясь о манерах.
— А как ты научился? — бормочу я, жуя блин.
Питер берет салфетку и вытирает рот, пока я жую огромный кусок блина, слишком
большой, для моего рта.
— Это как наука, Гретхен. Нужно тщательно подобрать ингредиенты, чтобы создать
совершенство.
— Все, да? — Он и его ботаника.
— Все, — говорит он и его улыбка становится зловещей. — Даже для того, чтобы
заставить тебя кричать мое имя этим утром, потребовалось ровно сорок семь секунд, это